Рашен

– Невер! Выходить, твой собака мать, – раздались крики из коридора. Хлипкая дверь отлетела в сторону, и в сортир заглянул солдат. – Иди, сука, не ждать твой больше!

– Бегу, бегу! – успокоил я его, пряча фотографию в карман и ужиком проскальзывая мимо охранника в коридор.

Глава 9. Распределение на поселение

Солдат втолкнул меня в кабинет и проорал, вытянувшись по стойке смирно: «Осужденный Невер доставка!» Отдал честь и вышел, с силой захлопнув дверь.

Первое, что я сделал, проверяя свою недавнюю «коридорную теорию», – стал искать глазами выход из помещения на улицу, попутно косясь на пол в поисках трупов. Не найдя ни того, ни другого, впал в ступор. Как же так? Куда тогда делись вошедшие до меня люди? Бред какой-то!

– Дмитрий Неверов, что вы все ерзаете? Никак не можете согреться после улицы? – грозно спросила женщина из распределительной комиссии-тройки. Даже здесь, в самой жопе страны, от строгих порядков никто не собирался отказываться. Посреди кабинета стоял большой стол, за которым восседали три человека: женщина в строгом черном костюме, пожилой военный и мужчина в рабочем комбинезоне. Позади на стене был прибит фашистский флаг, засиженный мухами. Пол усыпан хабариками, ошметками пыли, пучками волос и обрывками газет.

– Итак, вы прибыли в Сибирейскую тайгу в тридцатилетнюю ссылку…

– Ф-и-ууу, какого важного голубя к нам занесло! – удивился офицер. – Поди, покрошил в капусту человек двадцать, не щадя ни женщин, ни детей.

– В направлении, присланном вместе с Неверовым, подробности дела не раскрываются. Указано лишь, что он обладает «Степенью социального отклонения второго порядка».

– Какая, на хрен, разница? Второго, третьего? – перебил их «работяга». – Главное, что эта мразота будет в моем рабстве целых тридцать лет. Да мы с ним все дороги Сибирейской тайги отремонтируем.

– Не торопись, Степанг, не руби сгоряча. Пусть сначала пройдет учебную часть, поглядим, насколько он опасен. А то прирежет твоих дорожников глазом не моргнув.

– И прирежу, мигом на тот свет отправлю! Туда вам, фашистским выродкам, и дорога, – оскалился я.

От моих слов женщина в ужасе вскочила со стула и попятилась, уткнувшись толстым задом в стоящий за спиной высокий сейф, с облупленной краской.

Работяга вообще не проявил никаких эмоций. Офицер же, напротив, выхватил из кобуры пистолет и заорал:

– Молчать, сука! У-у-у, тварь, пристрелю. Здесь тебе не там! Понаехало мразей, ни вздохнуть, ни пёрнуть! Какая еще учебная часть? Не позволю! В утилизаторскую, немедля. Пусть живого в печь затолкают, чтобы видел, гнида, как его сало тает и коптится на огне. Конвойный, обыскать ссыльного – и вон отсюда!

Солдат живо вбежал в кабинет и стал меня ощупывать снизу вверх. Потом принялся шарить по карманам и вскоре извлёк конверт с фотографией.

– Больш ничего, савсема пусто! – протянул он находку офицеру.

Тот небрежно разорвал конверт, достал фотографию и взглянул на неё. Через мгновение лицо его побелело, на лбу проступили капельки пота, руки затряслись. Он встал со своего места и вытянулся по стойке смирно.

Баба в черном удивленно уставилась на него.

– Юринг, что с тобой? Что случилось?

Дрожащими руками офицер протянул ей фотографию. Одного взгляда женщине хватило, чтобы впасть в полуобморочное состояние и обессиленно опуститься на стул.

– Почему же сразу не сказали, что вы из «этих»? – с мольбой обратилась она ко мне.

– Из каких этих? Не понимаю, вчера еще был нормальным, – удивился я.

– Нормальным, конечно, нормальным, даже очень хорошим, – на одной волне с тёткой заблеял офицер. – Выйди вон, образина! – приказал он солдату.

– Может быть, хотите кофе или чаю? – лебезила женщина.

Я, признаться, был сконфужен происходящим. Кем же это были мои спутники на фото, если один только их вид вызывал благоговейный трепет у местных властей?

В кабинете тем временем творилось невообразимое. Пока офицер стоял по стойке смирно, «работяга» и тетка метались, накрывая на стол. Дела осужденных были сброшены в сейф. Откуда ни возьмись явилась белоснежная скатерть, чайник, ваза с печеньем, пакет с конфетами. Вскоре по комнате разнёсся аромат травяного чая.

– Что же сразу не сказали, что Вы один из них! – заговорщически зашептала женщина, подливая кипяток в чашку и наваливаясь пышной грудью на мое плечо.

– Значит, так надо было! – отрезал я, решив играть роль до конца.

– Понимаю, понимаю… режим секретности, – закивал офицер, оттаскивая «глупую бабу» (это читалось в его испепеляющем взгляде).

– Во дела! – потел, как шлюха в церкви, «работяга». – Вы не подумайте, я про рабство сказал так, для красного словца. К вам это не имело ровным счетом никакого отношения. Что с меня взять, с деревенщины неотесанной? Мы у себя в Сибирейской тайге хороших манер не видали никогда. И про ремонт дорог… – сущая ерунда. Если надо, я сам путь перед вашей машиной языком вылижу, только прикажите!