Раскаяние Бабника

— В хирургии всегда так, — ответил я. Моя рука не двигалась, но мне хотелось, хотелось пойти дальше, почувствовать ее жар, поцеловать чувствительное местечко и забыть все дерьмо, которое нас разделяет. Просто любить ее.

— Я должна идти. — Она не двигалась.

— Может, и должна, но...

Мы оба молчали, она поймала мой взгляд.

— Но?

— Но не обязана.

— Думаю, я знаю, что случается, когда остаюсь у тебя, и вряд ли смогу вынести фразочки, что ты просто хотел спать со мной, когда мы встречались. Так что, — она опустила ноги на пол, — думаю, мне пора.

Сердце ухнуло вниз.

— Смотри на все оптимистично, тебе не придется завтра ехать с моим папой, потому что ты ранен. — Она указала на мой нос, и я поднялся, чтобы проводить ее до двери, каждый шаг давался нелегко от грусти.

Это моя вина.

И ничего нельзя поделать.

— Честно, я совершенно забыл про велосипеды, — признался я. Слишком увлекся делами Остин и встречей с отцом в больнице.

Она потянулась и поцеловала меня в щеку, но когда отстранялась, я успел прижаться губами к ее лбу.

— Ублюдок, — проворчала она.

— Что? — Я смущенно наблюдал, как она сначала поморщилась, а затем ее лицо исказилось презрением.

— Ты! — Остин ткнула мне палец в грудь. Сильно. — Тебе больше не дозволяется так поступать! Для меня поцелуи в лоб кое-что значат, ясно? Поэтому не делай так! Не только потому, что это важно для меня, и ты важен, но и потому что я начинаю забывать, что ты растоптал мне сердце и по какой-то больной причине решил супервеселым проделывать этот процесс каждый день. А еще мне очень нужно сдать курс и прожить несколько недель без того, чтобы просыпаться каждую ночь от глупой ноющей боли в груди, которая появляется каждый раз, как я думаю о случившемся между нами, что пошло не так, и почему я не могу все исправить.

Я ошеломленно потянулся, чтобы закрыть дверь в квартиру, схватил Остин за руку и повел ее прочь от единственного выхода.

— Тэтч, что ты делаешь?

Я не ответил.

Я был слишком зол, чтобы отвечать. На себя, на ситуацию, своих родителей и, смешно, на нее.

Зайдя в мою комнату, я снова закрыл дверь и пристально посмотрел на девушку.

— Если бы я сказал, что хочу заняться с тобой любовью и завтра забыть об этом, что бы ты ответила?

— Я бы ответила, что ты – мудак.

Я улыбнулся.

— Но?

— С тобой всегда какие-нибудь «но», — проворчала она. — Маленькая часть моего сердца, которую ты отказываешься мне вернуть, вероятно, подпрыгнула бы от радости и превратила бы мою жизнь в ад, если бы я хотя бы не подумала об этом.

— Маленькая часть?

— Ты решил заострить внимание на этой части фразы вместо той, что про секс?

— Сердце важнее секса.

— Сказал парень, который только что предложил просто переспать со мной.

— И солгал, — признался я. — Ты меня знаешь лучше, чем я.

— Слова ранят вне зависимости от того, говоришь ли ты их искренне, Тэтч.

— Останься. — Я потянулся к ней.

Она отпрянула.

— А завтра?

— Завтра можешь снова попытаться научить меня ездить на велосипеде.

— Я чувствую очередное «но».

— Не спрашивай, почему мы расстались. Я тебе не скажу. А ты просто разозлишься.

Поверь, я защищаю тебя так, как могу.

— А измена? — Она не могла не спросить. — Зачем ты поцеловал Брук?

Я пожал плечами.

— Люблю целоваться.

— Ты невероятно ужасный человек.

— Но ты все еще думаешь об этом... — Я ухмыльнулся и двинулся к ней. — О том, как хорошо все было между нами и как хорошо может быть ночью, если ты скажешь «да».

Остин прищурилась.

— У меня чешутся руки, чтобы тебя ударить.

— Может, тебе полегчает. — Я пожал плечами.

Мне не стоит давать ей возможность. Ее ладонь разрезала воздух и шлепнула меня по щеке с таким громким звуком, что я отшатнулся в сторону.

А потом она замолотила кулачками по моему телу, толкая к ближайшей стене.

Я ей позволил.

А когда она начала успокаиваться, я практически совершил самоубийство, поцеловав ее.

Глава 22

ОСТИН

Тэтч целовал девушку так, словно знал ее тело лучше нее. Как будто его губы могли определять идеальный нажим в любом виде поцелуя. Стоны, вздохи, мольбы о большем были не просто возможным ответом на его ласки, они были необходимы.

Это было выживание.

Я стала жертвой его поцелуев.

Так же, как и жертвой каждой частички его сексуального мастерства, и я знала, если не прерву поцелуй, то опять же буду жертвой.

Но тело молило еще немного задержаться. Говорило подождать, пока не почувствую его язык своим языком, пока Тэтч не прикусит нижнюю губу, нежно посасывая ее и доводя до всхлипа, пока я не открою пошире рот в бешенном поцелуе, в котором наше дыхание станет единым.

Я вся дрожала от его жарких прикосновений, он знал, где именно касаться меня, где я жаждала его больше всего, и он пользовался этим, отметая все мои готовые сорваться с губ «нет», превращая их в «да», «да», «да», «да, черт побери!»

Наконец, его тягучие, глубокие и страстные поцелуи прекратились, заменившись медленными, горячими касаниями губ. Я отстранилась, его взгляд переходил от глаз к моему рту.

— Тэтч...

Он прижал палец к моим губам.

— Ты нужна мне.

Что угодно, но не это.

Любые слова, кроме этих. Мой наркотик.