Раскалённые сердца

Присутствовавший здесь же врач что-то сказал полковнику, и тот, побагровев, нетерпеливо приказал репортёрам выметаться. Гологракамеру тут же убрали, и съёмочная группа, бормоча извинения и сдавленные проклятия, покинула помещение.

Полковник, на груди у которого значилось – ван Хойтен только сейчас это заметил – «Бойд», вновь метнул в него взгляд, в котором не было и намёка на былое благодушие. За непродолжительное время собственной службы он неоднократно встречал такой взгляд. Так смотрят на голографическую мишень, изображающую марсианина.

Бросив какую-то фразу, предназначенную исключительно для ушей врача, седовласый офицер стремительно покинул помещение, не удостоив ван Хойтена более ни единым словом.

Врач вежливо улыбнулся, обнажив мелкие, ровные зубы. Это был плотный мужчина средних лет, аккуратно причёсанный, с безукоризненным маникюром.

– Сейчас мы проведём небольшое обследование, капитан, – произнёс он тоном, таким же гладким и ровным, как стрелки на его брюках.

Ван Хойтен заподозрил неладное и нахмурился. Его колебания продлились всего секунду, однако военная машина Космических Сил Земли действовала ещё быстрее. Едва он прочистил горло, собираясь сказать, что ему необходимо отлучиться по нужде, как в комнату ворвалось несколько солдат, вооружённых дубинками. Их количество превышало количество борозд в полу, по которым передвигались при помощи зажимов, поэтому кое-кто из нападавших даже поплыл по воздуху, пытаясь ухватиться за свою жертву. Ван Хойтен отбивался, но безуспешно – в конце концов, его скрутили и прижали к холодной стальной палубе.

– Не волнуйтесь, капитан. – Глянцевые ботинки, отчасти прикрытые отутюженными брюками, приблизились к его лицу. – Это всего лишь маленькое обследование.

Врач закряхтел, его дыхание послышалось у самого уха ван Хойтена. Тот имел возможность наблюдать, как брюки задрались, обнажив чёрные носки – их владелец нагнулся.

– Не бойтесь, это не опасно, – услышал человек, ещё минуту назад бывший героем. Почти тотчас же его укололи чем-то в шею – как ему самому показалось, кинжалом. Уже засыпая, ван Хойтен видел, как штанины врача, подобно занавесу, опускаются в предыдущее положение. Вслед за этим он оказался в кромешной тьме.

Когда способность чувствовать вернулась к нему, он оказался там, куда нельзя попасть в физическом теле. Ван Хойтен просто переплывал из одного воспоминания в другое, принимая в них участие и одновременно проигрывая в памяти, словно актёр ментотрансляционного кино, заучивающий роль. Вот он бежит по футбольному полю, в день их решающей встречи со «Шляпниками», и оборачивается на бегу, чтобы поймать мяч – тот вращается вокруг собственной оси, подобно веретену. Мир вокруг тоже вращается, это сплошная чёрная бездна – это день операции «Джек-пот», тот самый момент, когда его только что выбросило из разбитой «Окинавы», и он, кружась, улетел в бездонное космическое пространство… Чернота, глубокая, как преисподняя, таится в очках локального директора Гарсии; поговаривают, он никогда их не снимает… «Тебе нужна био-кукла?», – смеясь, спрашивает Энн Ли, её обнажённая грудь манит его, просвечивая сквозь блузку… Ван Хойтен, придав своему лицу бравое выражение, делает шаг вперёд… Движение… Они, несомненно, движутся вперёд… внутренний корпус субтеррины, отделённый от внешней оболочки амортизирующей прослойкой, поглощает чудовищную вибрацию главного бура, но всё-таки она ощущается постоянно – непрерывные мягкие толчки, столь похожие на… Но нет, здесь всё наоборот – так, наверное, чувствует себя Энн Ли, к которой пришёл очередной приятель… Кто знает, может поэтому все они, весь экипаж, испытывали душевный дискомфорт в ходе миссии?.. Толчок!.. Он стреляет в Фрэнкленда! И снова вспышка – Фергюсон расстреливает Перри… Он пошатывается от усталости, глядя прямо в глаза пытающемуся его убить монстру – и нажимает на спуск…

Череда воспоминаний, ярких и чётких, оборвалась. Он находился в каком-то неопределённом сером месте, куда едва пробивался свет и звук. Ван Хойтен напрягся, пытаясь собраться с мыслями. Что произошло на самом деле? Ему сделали укол, он это хорошо помнит. Да, конечно, так всё и было, вспомнил он – и с осознанием этого пришло облегчение. Действительно, всё объясняется действием наркотика. Потом – практически наверняка – его подключили к ментографу и начали считывать информацию. Его память, скачиваемая с перекрёстных межнейронных связей, килобит за килобитом оседала в накопительном блоке компьютера.

Ван Хойтен почувствовал, что во рту у него пересохло, и пошевелил языком, потом, ощутив, что тот более похож на наждачную бумагу, бросил это бесполезное занятие и сглотнул. К его удивлению, тело даже попыталось выполнить приказ, хоть и безуспешно. Каждую клеточку его организма пронизывала боль, которая становилась тем сильнее, чем активнее он сопротивлялся. Ван Хойтен не выдержал и застонал.