Раскаты

Вон там что за черный пенек? А-а, люк канализации! И смех и грех, но даже канализация набулькала однажды целую историю. Труба лопнула как, раз а том месте, где входила в люк, канализацию забило, и начальник штаба срочно отрядил на ремонт первопопавшихся под руку солдат, старшим назначил начальника коммутатора сержанта Зубкова. Проходя мимо, комбат заглянул в яму — ребята высвобождали внешнюю стенку люка, — захотелось зачем-то позубоскалить над Зубковым, красным от злости. «Что, адская досталась работенка?» — спросил Донов. А сержант в ответ: «Так точно — рабская, товарищ гвардии полковник!» — «Я говорю — адская», — поправил его Донов. «Нет, — настаивает сержант, — не адская, а рабская!» Еще раз поправил его комбат, начиная яриться, — тот опять за свое. Уперся как бык и даже тон сбавлять не хочет. Пришлось приказать ему явиться по выполнении задания в штаб, хотя и понимал, что в принципе сержант прав: вполне можно было подвести к аварийной точке технику и справиться с ямкой за полчаса, а не заставлять солдат ковыряться полдня. Но что поделаешь с Кукоевым: пока он сообразит — полвойны отгремит. Уж такой, кажется, оперативный товарищ, а вот, поди ты! А то и нарочно не стал думать о технике, проводит в жизнь свою, с позволения сказать, теорию… Прочитал Зубкову политнотацию Донов и не приказал, больше попросил: «Никогда не возражай командиру перед подчиненными. Понял?» — «Понял, товарищ гвардии полковник», — сник наконец-то сержант. И точно: ни одной выходки такой не было у Зубкова за службу.

«Э-эх, вольница военная! И что только не происходит…» — думал Донов, с отрешенной усмешкой вспоминая все новые случаи и вполуха слушая выступления офицеров.

Совещание за стенкой между тем кончилось. Оно уже и не интересовало Василия, поэтому из гвалта, с которым расходились офицеры, сознание выхватило лишь негромкую фразу, задумчиво произнесенную знакомым голосом: «Бедный, бедный Робин Крузо…» Усмехнулся вяло и отрешенно подумал: ишь, как бате понравилась эта дурацкая приговорка…

Минут пять Василий погонял мысли по обложке Агаты Кристи: вот книга, которую относят к неполноценно-развлекательным, оно будто и верно, читаешь ее — не царапнет за сердце ничего, даже смерти и убийства, но подумать с другой стороны — и такие книги нужны, с ними забываешься, отдыхаешь, отключившись от того же «царапающего», которого слишком даже много и часто, а человек в конце-то концов не… (сравнение не подвернулось), лично у него, к примеру, при этой книге не будет приступов, начинающих пугать уже всерьез… Потом Василий встал и вышел из библиотеки, забыв про книгу-лечебницу, она так и осталась лежать на столе, запер читальный зал и потащился в казарму. Достало сил и терпения раздеться: упал на койку и моментально провалился в сон, словно в беспамятство. А когда в половине десятого разбудил дневальный, он сразу увидел торчащий из-под подушки уголок пухлого конверта. Видимо, Виталька Лосев приходил за ключами и оставил письмо. Молодец, Виталька! И еще больше молодчина Люся! Надо ей официально, приказом в письме объявить благодарность за добросовестное несение службы…

Суетливо распотрошил конверт, залпом проскочил глазами восемь тетрадных страниц, плотно заполненных крупными ровными буквами, и начал одеваться, не тая невольно растягивающую губы улыбку: в казарме-то ни души, зубоскалить некому. Заправив койку, присел на краешек и принялся перечитывать письмо, теперь уже не спеша, вникая в каждое слово.