Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Ключевой для меня оказалась параллель между тремя, на первый взгляд весьма отдаленными, явлениями — психологией нарциссизма, философским холизмом и интересом к мифоло­гии. Оказывается, они весьма тесно переплетены. О том, что истоки холистской установки коренятся именно в нарциссиз­ме, догадался еще сам Фрейд — в процессе работы над стать­ей «О нарциссизме» (1914). За некоторое время до ее появле­ния (в феврале 1913 г.) он беседовал с Jly Анреас–Саломе, которая впоследствии сообщила о ряде его весьма примеча­тельных высказываний. Фрейд, в частности, говорил ей о сво­ем отрицательном отношении к философии, стремящейся най­ти во всем единство (некий универсальный принцип), о том, сколь важно вести решительную «борьбу против присущей некоторым мыслителям жажды отыскивать во всем на свете некое предельное единство», а также заметил, что «главным источником подобного стремления к единству является нар­циссизм» [Цит. по: 131, р. 104]. По мнению Фрейда, только самовлюбленный нарцисс может позволить себе рассматривать мир как абсолютно целостное образование, т.е. поддаться тому самому соблазну, от которого наука вынуждена отказаться, если только, конечно, хочет именоваться наукой. Ее удел — устанав­ливать и описывать различия, тогда как для универсальных объяс­нений лучше подходит религия. Хоманс убежден, что стрелы недовольства этой антинаучной философией, коренящейся в болезненном нарциссизме, Фрейд адресовал в первую очередь Юнгу, которому всего лишь за месяц до этого написал: «Я пред­лагаю полностью прервать наши личные отношения» (из пись­ма от 3 января 1913 г. [176, р. 539]), — тому самому Юнгу, который уже за несколько лет до этого начал подыскивать обо­снование подобному «целостному видению», советуя Фрейду обратить внимание на «далеко идущие взаимосвязи», обнару­живаемые благодаря мифологии (из письма от 25 декабря 1909 г. [176, р. 279]).

Мое личное увлечение (как я теперь понимаю, весьма не­критичное) мифологическими медитациями Юнга легко объяс­няется тем, что я занялся этой проблематикой, имея за своими плечами радикально холистский мировоззренческий багаж, сфор­мировавшийся в ходе трехлетнего изучения философии мифа в рамках весьма специфической традиции (от философии тож­дества Шеллинга до русской философии всеединства Влади­мира Соловьева и его последователей). Молодой человек, напи­савший апологетическую статью о шеллинговской философии мифологии [12] и похожее по тональности дипломное эссе («Уче­ние о мифе в философии–всеединства», 1992 г.), едва ли мог удержаться от соблазна развить этот сюжет с помощью юнгов­ских схем. Так сформировались представления, изложенные мной в кандидатской диссертации («Трансформация психоана­литической концепции мифа», 1996) и в монографии [27]. Что­бы объяснить, как это, на мой взгляд, связано с нарциссизмом, позволю себе добавить, что все эти длительные упражнения в холизме и мифологии (с 1989 по 1998 гг.) были составной частью крайне противоречивых отношений с моим тогдашним научным ментором Анатолием Тихолазом, причем происходило это в состоянии сначала глубокого очарования, а под конец — столь же глубокого разочарования его личностью и воззрения­ми. Дабы не быть превратно понятым, подчеркну, что ответствен­ность и за излишнюю идеализацию, и за не всегда справедливую критику по отношению к этому необычайно яркому мыслителю, играющему огромную роль в современной украинской истори­ко–философской науке, лежит исключительно на мне.

Весьма симптоматично, что для демонстрации «научности» Юнга я избрал именно ту зыбкую и двусмысленную сферу, с которой в настоящий момент вынужден отождествить все юнговское учение как таковое (да и весь психоанализ). Как я понял позднее, Юнга следует считать создателем не столько научной теории мифа, сколько мифа о научности собственных теорий. Произошло это, однако, лишь после моего первого визи­та в США (в 1998 г.) и появившейся благодаря этому возмож­ности ознакомиться с новейшими критическими исследования­ми по истории психоанализа. Огромную роль сыграло, конечно, и личное знакомство с одним из самых неистовых антиюнгианцев всех времен и народов Ричардом Ноллом.