Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Первая же публикация этих украинских юнгианцев, осуще­ствленная вскоре после обретения страной независимости, точ­но указывает направление новомодных «антиматериалистичес­ких» поисков — «духовность». Тезисы доклада, подготовленного

JI. Бондаренко в соавторстве с ее ученицей Л. Резе к научно­му симпозиуму в Харьковском университете (сентябрь 1992 г.), так и называются: «Карл Юнг о духовности». Весьма характер­ным является и название симпозиума, на котором был сделан этот доклад — «Дух и космос: культура и наука на пути к нетрадиционному миропониманию». Год спустя о своем пони­мании юнговского вклада в развитие духовного начала выска­зался другой ученик Л. Бондаренко — А. Баженов. Основные тезисы его доклада под названием «О философских имплика­циях одного далеко идущего психологического понятия (“synchronicity”)» [3] без учета отмеченной выше «усталости от материализма» понять просто невозможно. Иначе как ин­терпретировать высказывания типа «...редко встретишь психолога–материалиста» или «...а психология — это психоанализ» [3, с. 122], звучащие в той самой стране, где еще за несколько лет до этого ни о какой иной психологии кроме материалисти­ческой и говорить нельзя было без опаски?! Карл Густав Юнг симпатичен автору этого доклада прежде всего в роли модер­низатора старинных религиозных истин. Бог, понятый как кол­лективное бессознательное, представляет собой главную цель того «нового пути», на который встали А. Баженов и многие его единомышленники еще на заре 90–х. О силе и глубине ув­лечения идеей переосмысления традиционного христианства в личностно–мистическом духе говорят и более поздние публи­кации этого представителя «харьковской группы». И Баженова, и его наставницу необычайно вдохновляет пример, поданный основателем аналитической психологии и одним из провозве­стников религиозной идеологии «New Age»: «Юнг уже в дет­стве болезненно–негативистически относился к равнодушно–тра­диционному, догматическому толкованию Библии; возможно, этот протест и сформировал его понимание религии как архетипически–нуминозного опыта (выделено авторами текста. —

В.М.), наполненного живыми символами, эмоционально пе­реживаемыми» [9, с. 20]. Баженов также точно знает, что по­рождает эти живые символы «Бог внутри нас», а расшифровать его смутные послания можно лишь с помощью юнгианской риторики: «Экстраверсия и интроверсия (и их смена) — это главный механизм существования души. Один из примеров «максимально» значимых символов и видимого осуществле­ния места символа в душе — жизнь Иисуса Христа» [4, с. 39] Одной из важнейших составляющих популяризации в ака­демической среде такого рода неорелигиозных воззрений явля­ется, как известно, демонстрация их соответствия «эмпиричес­ким истинам», признанным современной наукой. Юнг, прекрас­но осознававший, что подобное апеллирование к научности — едва ли не главнейший ключ к сердцу современного «массово­го человека в массовом обществе», любил высказываться в таком духе: «Меня сильно привлекали естественные науки, прежде всего тем, что истина здесь была доказана опытным путем», или, например, «Я нуждался в чистой эмпирии» [38, с. 79, 112]. В этом контексте вовсе не удивительны аналогичные рассуждения юнгианцев из Харьковского университета. Уди­вительно, однако, что «доказательством научности» аналити­ческой психологии, привлекшим пристальное внимание членов этой группы, оказалась приверженность Юнга так называемо­му «биогенетическому закону», сформулированному еще Эрн­стом Геккелем. Это «эмпирическое открытие» Л. Бондаренко и ее последователи считают одним из важнейших аргументов в пользу юнговской теории личного и коллективного бессоз­нательного.

В одной из статей Л. Бондаренко сказано, что геккелевская идея о том, что онтогенез вкратце повторяет филогенез, «в ко­нечном итоге определила структуру всего творчества Юнга. Большинство его работ и работ представителей его школы так или иначе на огромном и многообразном материале (психоло­гическом, психиатрическом, мифологическом, религиозном, фи­лософском, искусствоведческом, алхимическом, астрологическом и др.) раскрывают и конкретизируют (курсив мой. — В.М.) этот закон» [7, с. 45]. На следующих страницах этой статьи Л.Бондаренко показывает, что основополагающие юнговские принципы производны от этой биологической теории, не выра­жая при этом и тени сомнения относительно ее истинности.