Расколовшаяся Луна

Semper fidelis. Всегда верна. Некоторые из немногих латинских формулировок, которые сразу понравились мне и которые я никогда не забывала. Я сложила листок письма, засунула его в конверт и подписала адрес.

И что теперь? Провести все выходные одной в этом огромном доме? Поехать снова в Гамбург и просидеть одной в пустой квартире Пауля? Нет. Мне срочно нужно немного поспать. Потом я всё ещё могла усесться в Volvo. Но сначала я должна была отнести письмо.

Уже в короткой поездке до Риддорфа меня начала мучить совесть. Я хотела отправить письмо, в котором обманула Колина, чтобы повысить шансы того, что он вступит в схватку. Хотя и так существовал риск, что это будет стоить ему жизни. Но я знала Колина. Иногда он был немного сильно предусмотрительный и рассудительный и всё взвешивал. Что-то подобное могло так же быть и помехой, я слишком хорошо это знала, так как сама была такой. Нет, это не было ложью, это была помощь в мотивации. Уж Колин заставит встать Францёза на колени.

В принципе мне ничего другого не оставалось, как приукрасить число. Я не знала другого Мара, которого смогла бы выставить против Францёза. Колин должен сделать это. У меня, при неудачном стечении обстоятельств, был выбор между быстрой и медленной гибелью, и я хотела быструю.

И всё-таки моя совесть не давала мне покоя, не только из-за Колина, но и из-за господина Шютца. Я обошлась с ним так, будто он покушался на мою жизнь. Что было в письме, я больше не могла изменить. Его нужно забросить в почтовый ящик. Но господин Шютц был всё-таки моим учителем — моим лучшим учителем. И он был отцом Тильмана. Кроме того, мне нужно было срочно поговорить с кем-то благоразумным о той мысли, которую подала мне вчера вечером Джианна, прежде чем мы сказали друг другу спокойной ночи:

— Нам вообще можно убивать Францёза? Организовывать его смерть? Он реальная личность, даже являясь перевёртышем. С подлинными документами, работой и квартирой. И даже если бы это было не так: правильно ли убивать злых?

Я не могла ей дать ответа. Я ведь даже не знала, что вообще Колин планировал сделать во время схватки. Но Мара, вероятно, можно было обезвредить только в том случае, если убьёшь его — по крайней мере, я не могла представить себе другого варианта. И тогда вопрос Джианны был обоснованным. О Колине я при этом не особо беспокоилась. Он смоется быстрее, чем успеешь моргнуть глазом. Он не сделает ещё раз ошибку и позволит запереть себя. Но что было с нами? Мы были бы сообщниками, даже подготовили бы убийство. Мы могли бы попасть на несколько лет в тюрьму. Почему Колин не затронул эту тему? Было ли ему всё равно, попаду я за решётку или нет?

А моральные сомнения Джианны? Да, вчера мы обе были в таком настроении, что могли бы устроить с костями Францёза турнир по боулингу. Но я спрашивала себя, было ли у меня право, принять решение о смерти другого существа, каким бы он не был подлым.

— А и снова ты, — поприветствовал меня господин Шютц смиренно, когда я опять стояла перед его дверью. В этот раз, однако, гораздо более подавленно и покорно, чем до этого.

— Хотела извиниться и всё такое, — промямлила я, и его лицом завладела улыбка, в то время как он щедро чесал свой затылок. Он затянулся сигаретой и отошёл в сторону, чтобы пустить меня. Пусть только не думает, что может курить в нашем доме, подумала я, но тут же приструнила сердитое животное у меня в животе. Оно не может сейчас стать самостоятельным.

— Я должна кое-что спросить у вас, — сказала я решительно, после того как мы сели в его убогой, маленькой кухне с фотографиями Тильмана.

— Я у тебя тоже, Елизавета. Как дела у моего сына?

— О, он… что же, у Тильмана всё хорошо. Даже очень хорошо. В настоящее время он сопровождает Пауля в круизе, в качестве помощника, так сказать. — Господину Шютц не обязательно знать, что Тильман в первую очередь был моим помощником и забрался на корабль как безбилетный пассажир. — Он познакомился с девушкой.

— Правда? — Улыбка господина Шютц засветилась от гордости. Как будто это представление дало ему прилив энергии, он встал и обратил внимание на свои террариумы. — Ты поможешь мне покормить их?

Я повиновалась, фыркнув с безошибочным протестом, и протянула ему с ещё одним пыхтением пинцет, вместе с дрыгающимся сверчком для Генриетты, которая неподвижно ждала.

— Значит, Тильман влюбился…, - размышлял господин Шютц счастливо. Раз, и Генриетта за секундную атаку сорвала сверчка с пинцета. Что же, с искренней любовью новая связь Тильмана, скорее всего, имела не слишком много общего, но я одобрительно кивнула.

— И в галереи он тоже отлично справляется. Он снял очень интересный фильм на камеру супер 8… и сам проявил его! Мы были удивлены результатом.

— Хорошо. Действительно хорошо. — Господин Шютц поглаживал задумчиво свой маленький животик. Удовлетворённо он наблюдал за тем, как Генриетта, грызя, взломала экзоскелет сверчка. — А что беспокоит тебя, Елизавета?

Я опустила глаза вниз и попыталась составить из слов предложения. Но как бы я не сортировала их — они всё время звучали драматично.