— Можно уничтожить зло, чтобы спасти любимого человека? — Господин Шютц озадаченно молчал. Генриетта, напротив, продолжала неустрашимо хрустеть дальше. Для перепадов настроения, казалось, у неё нет такта.
— Это основа для теоретического обсуждения или… или ты говоришь о конкретной ситуации?
— И то и другое, я думаю. — Я снова села на кухонную скамейку и дёргала за покрытую пятнами скатерть, в то время как Россини тяжело облокотится на мои ноги.
— Мой сын что-то натворил? — Господин Шютц закрыл террариум и подошёл ко мне.
— Нет, нет! Нет, он ничего не сделал. Я не могу сказать вам, о чём идёт речь. Я, правда, не могу.
— Елизавета, так не пойдёт. — Господин Шютц взял меня за руки, но я рывком вырвала их у него. Действие рычага. Ничего лучшего не было.
Господин Шютц не смутился.
— Ты не хочешь рассказывать мне, что вы оба пережили летом — ладно, это я принимаю. Но теперь ты приходишь и говоришь о зле и можно ли его уничтожить. Я должен знать, о чём идёт речь.
— Нет, я так не думаю. И даже если я расскажу обо всём, вы всё равно не поверите мне. Об этом тоже я уже один раз говорила вам. Представьте себе просто следующую ситуацию: существует человек, которого я очень люблю, и он находится в большой опасности, из которой не сможет выбраться самостоятельно, потому что даже не видит её. Не может видеть! Если я ничего не предприму, то он умрёт. Он уже болен. Я смогу спасти его только в том случае, если уничтожу зло. Но может случиться так, что что-то пойдёт не так, и как я, так и он, мы оба погибнем при этом. — И может быть, и ваш сын, закончила я про себя.
— Тебя что, подцепила какая-то секта, Елизавета? — спросил господин Шютц с явной тревогой. — Что именно это за зло?
— Это то, чего я не могу вам сказать. Жаль, но не могу. Я только хочу знать, можно ли мне планировать его смерть, если бы у меня была такая возможность. — Если бы у меня была такая возможность. Это предложение принесло перемену. Господин Шютц облегчённо вздохнул. И всё-таки я не лгала, потому что я одна действительно не могла этого сделать.
— Что же, ты задаёшься вопросом, можно ли тебе это делать или нет? Или может, скорее, сможешь ли ты вынести, если не сделаешь этого? С какими последствиями ты сможешь лучше всего жить? Закон, во всяком случае, здесь совершенно ясен и библия тоже. Не убивай. Я со своей стороны пытаюсь держаться этого.
— Сверчки, которые каждый день дохнут в этих четырёх стенах, к этому не относятся, — дополнила я, взглянув на террариум, в котором насытившаяся Генриетта со сложенными вместе щупальцами изображала благочестие.
— Конечно, конечно, — подтвердил господин Шютц сконфуженно.
— Значит, всё было так просто. Я должна была решить, с какими последствиями я смогу лучше жить.
Этот вопрос уже давно был для меня решён. Я не могла, ничего не сделав, смотреть на то, как чахнет Пауль. Никогда. Лучше пусть на моей совести будет смерть другого существа, чем моего брата. И, к сожалению, у меня не было возможности обратиться в полицию, и таким образом не оказаться самой запертой. А именно в психиатрическую больницу.
Я должна буду пройти через это в одиночку, даже если получу пожизненное заключение. Независимо от этого, Францёз всё равно уже давно был бы в могиле, если бы не был превращён. Если Колин убьёт его, то выполнит только то, что мать-природа хотела сделать уже больше чем сто лет назад.
— Ладно. Знать больше я и не хотела. — Встав, я поцеловала Россини в изящную голову и протянула господину Шютц руку. Может быть, в последний раз. — Спасибо за всё.
Он молча смотрел мне в след, в то время как я исчезала через входную дверь и направлялась к Volvo. Внезапно я так устала, что едва могла идти прямо. Когда я из окна машины помахала господину Шютц на прощание, он поднял руку, а его лицо нахмурилось от беспокойства. Сдерживать его дольше я не смогу. Он точно знал, что что-то происходит, что было что-то очень странное. Но хватало и того, что я подвергала опасности жизнь моих друзей. Не должен ещё и господин Шютц быть одним из них. Кроме того, он поспешит рассказать обо всём моей матери.
Дома я как камень упала на кровать. Мой запас адреналина был окончательно исчерпан. У меня даже больше не было энергии поднять вверх руку и взять бутылку с водой, хотя моё горло было пересохшим и шероховатым от жажды.
В одежде и в обуви на ногах, лицо плотно прижато к подушке, я уснула, в то время как снаружи пред окном дрозды жалобно приветствовали первый тёплый весенний вечер.
Глава 49
Одна-одинёшенька
Выстрел чисто и быстро отделил моё сознание от сна, как будто хотел раз и навсегда уничтожить мои сновидения. Я свернулась калачиком от внезапной боли, прежде чем панический визг раздался в ночи. Не успел раздаться второй выстрел, как я уже стояла возле окна и смотрела наружу.