Мама мягким пожатием руки дала мне понять, что поняла то, что я сказала, и я сразу же высвободилась из её объятий. У меня было такое чувство, что мне сразу нужно было принять душ. Я хотела скрести свою кожу, пока она не станет красной, а лучше всего содрать её с тела. Она причиняла мне боль из-за внезапной близости, которой я её обременила, и эта боль заставила бунтовать ярость в моём животе.
Я оставила маму и Пауля наслаждаться радостью их встречи и обошла вокруг дома, направляясь к зимнему саду. Тильман следовал за мной неторопливым шагом.
Но когда я посмотрела наверх, я так внезапно остановилась, что мне пришлось ухватиться за перила лестницы, чтобы не споткнуться. Там сидел кто-то за нашим столом. Точно я не могла разглядеть внешность, так как солнце святило на стёкла, но это был мужчина, и он сидел на месте папы, перед ним стояла чашка папы, а рядом лежала пачка бумаг… Он вернулся! Папа был снова дома!
— Па… о. — На верхней ступеньке я заметила свою ошибку, и разочарование закипело у меня в груди. Тильман протянул руку мимо меня, чтобы открыть дверь, и я неповоротливо протиснулась вместе с чемоданом внутрь.
— Значит вот оно что, — нарушила я тишину первой. — Быстренько вы тут сработали.
— Привет, Елизавета, — ответил господин Шютц спокойно и так осторожно, что я с удовольствием выбила бы у него кофейную чашку из рук. Это была чашка папы, и это было место папы, за папиным столом. — Приятно видеть тебя снова. Привет, сын мой. — Последние три слова прозвучали уже менее осторожно.
— Извините, пожалуйста, но мне как раз стало очень дурно, — сказала я холодно и промчалась мимо отца и сына в сторону лестницы.
— Эли, подожди! — крикнула мама, которая тем временем уже последовала за нами. Нет. Я не буду ждать. Она ведь, по-видимому, тоже не ждала. Разве она не видит, что здесь происходит? Разве ей было не больно видеть господина Шютц на папином месте, будто оно его, да, как будто папы никогда не существовало? Как она могла такое допустить? Или было даже ещё хуже — а именно так, как я, испугавшись, в первый момент предположила — между двумя что-то было.
Черная молния промчалась мимо меня, в то время как я поднималась по лестнице наверх, и убежала. Мистер Икс! Что за приятное приветствие. Куда это он навострил уши? Мне что, даже не полагалось немного кошачьего утешения? Мне пришлось остановиться, чемодан становился тяжёлым, а я всё ещё была слишком слаба. Тяжело дыша, я стала ждать, что мой пульс успокоиться, и услышала во внезапной тишине бульканье автомобиля Колина. Я оставила чемодан стоять и тут же развернулась. Да, я хотела уйти отсюда. Мистер Икс побежал к Колину, и я должна последовать за ним. Недолго думая или вообще не объясняя мой побег, я промчалась мимо мамы, Пауля, господина Шютц и Тильмана, через сад и в сторону улицы.
Колин остановил машину при работающем двигатели на просёлочной дороге — как в прошедшее лето, несколько метров выше нашего дома. Пассажирская дверь была открыта. Пружинящим прыжком Мистер Икс запрыгнул в неё.
— Возьми меня с собой, — выдохнула я, после того, как догнала кота и села на пассажирское сиденье, рядом с Колином. — Я не останусь там, даже на секунду.
Я обернула пальто вокруг живота, чтобы он не смог увидеть, какой я была худой. Его испытывающего взгляда, который я чётко чувствовала на моём лице, я избегала. Я только хотела выбраться отсюда. Но почему и в его машине я тоже больше не чувствовала себя уютно? Эта машина нравилась мне даже тогда, когда Колин обращался со мной ещё как с надоедливым насекомым. Теперь она казалась мне слишком тесной и душной.
— Возвращайся к своей семье, Эли. Я не возьму тебя с собой. Я не знаю, что меня ожидает в моём доме. В этот раз у тебя нет ни малейшего шанса уговорить меня, так что даже не пытайся. — Это прозвучало почти сурово и отталкивающе, как при нашем знакомстве. Но это было в тысячу раз больнее, чем тогда.
— Знаешь что? Да пошли вы все куда подальше. Ты, мой брат, моя мама, мой похотливый учитель биологии, Францёз. Тильман действительно единственный, кому я ещё могу доверять.
Колин, почти извиняясь, пожал плечами.
— Мне было ясно, что ты когда-нибудь это скажешь. Он действительно вполне прекрасно сформировался, не так ли? И он человек. В этом много преимуществ.
Иронический, но в тоже время чрезвычайно серьёзный тон в голосе Колина заставил меня внутренне вскипеть — холодный, душащий гнев.
— Может быть. Но так просто ты не отделаешься. Я уже один раз тебе говорила, чтобы ты не считал меня дурой. Тесса сделала его таким. Почему? Чтобы он стал красивее для неё или для меня? Может быть, и то, и другое. Очень практично. Ей бы подошло это, если он отвлечёт меня от тебя!
— Хорошо распознала. Но это не меняет того факта, что он был бы лучшим вариантом для тебя, — сказал Колин, лицо как каменная маска. — Теперь я еду к моему дому. Пожалуйста, выйди.
— Я знаю, кому принадлежат мои чувства, Колин. — Но мой голос дрожал, и я чувствовала себя как бумажный кораблик во время шторма, когда говорила свои слова. Безнадёжно потерянной.