Я останавливаюсь и, положив ладонь на обнаженную кожу ее руки, чтобы остановить ее, поворачиваюсь к ней лицом. Это важно.
— Ответь на один вопрос, — говорю я. — Точнее, на два.
Она прикусывает губу, но не отводит взгляд.
— Первый. Ты думаешь, что одна из причин, по которой ты так долго воздерживалась от сексуальных отношений, — чувство вины? Я знаю, что твои родители довольно религиозные.
Она кивает.
— Определенно.
— И ты думаешь, что сможешь это преодолеть, или хотя бы обойти, чтобы двигаться вперёд?
Она снова кивает.
— Думаю, да. Надеюсь на это. Я слишком много об этом думала, но… фух. Это тяжело. Я не верю, что те вещи, которые учила в школе, были правильными, но я всё равно… Трудно избавиться от всего этого стыда вокруг секса, понимаешь?
Она смотрит на меня ясными глазами, доверяя, и это поражает меня до глубины души. Я мягко киваю.
— Да. Поверь, понимаю. Я учился в Лойоле, о чем, как мне кажется, твоя мама упоминала, так что знаю, насколько мощным может быть промывание мозгов. Я пошел другим путем — стал абсолютным девиантом. — я улыбаюсь, чтобы показать ей, что вроде как шучу, хотя на самом деле это не так.
— Послушай, — продолжаю я. — Я не могу сказать тебе, что правильно, а что нет. Ты должна решить это сама. Но тот факт, что ты здесь и говоришь со мной об этом, уже показывает, что у тебя хватает смелости заявить о своей собственной сексуальности. Верно? Ты взрослая, Белль. Монахини, священники и родители больше не могут указывать тебе, что думать.
— Также я знаю, что бывшие католики — одни из самых извращенных людей. Просто наблюдение. Есть что-то во всем этом стыде и вине, которым они нас учат, во всех тех репрессиях, которые они практикуют, что заставляет нас получать удовольствие от раскрепощения больше, чем большинству других людей.
Она кивает, словно понимает, так что я продолжаю свою последнюю мысль.
Я пожимаю плечами, когда она таращится на меня. На ее лице написано смущение, но есть и что-то еще.
— Это всего лишь элементарная арифметика. Чем больше ты открываешь свой разум для менее банальных способов максимизировать свое удовольствие, тем больше удовольствия получаешь. И под удовольствием я подразумеваю, что ты будешь терять свой гребаный рассудок в экстазе.
Понятия не имею, как я только что произнес это заявление без стояка.
Совсем без понятия…
Чего я не говорю — потому что, по-видимому, обладаю титанической сдержанностью — это то, что ей следовало бы забыть о программе и просто пойти со мной домой.
Клянусь богом, я мог бы научить её гораздо большему, чем она когда-либо могла мечтать о способностях своего тела, всего лишь с помощью своих рук, рта и члена.
Мы возвращаемся домой в относительной тишине.
Думаю, я сломал ей мозг.
Спокойно прощаюсь с ней, обещаю связать с Джен и захлопываю за собой дверь. В ту секунду, когда остаюсь один, я стягиваю футболку через голову, снимаю спортивные штаны и сжимаю свой член так сильно, как только возможно.
И пока я продолжаю яростно кончать в мягкий хлопок своей футболки, представляя, что это изящная рука Белины Скотт обхватывает мой член, а не моя собственная, я повторяю эти слова про себя.
Откидываю голову назад, прижимаясь к двери. Слова в голове настолько укоренились, что приходят легко.
ГЛАВА 8
Белль
Если это пространство блестит, то коллега Рейфа, Женевьева, сверкает ещё ярче. Мы в красивой белоснежной комнате исторического здания в Мэйфейре, полном витражных окон и скульптурных лестниц. Эти ребята выбрали подход, мало отличающийся от того, к которому прибегала дома мама: сохраняйте простоту и позвольте эффектным оригинальным элементам петь.
Как, например, тщательно отполированный деревянный пол. Или мраморный камин, который, несомненно является работой Роберта Адама. Или роскошные лепнины, которые обрамляют потолки и подчеркивают стены.