Тем не менее, я поступила правильно, придя сюда. Сегодня утром я сомневалась в себе. Боялась, что, возможно, делаю это из-за того, что, как хорошая девочка, хочу, чтобы меня простили за переступаемую черту. Но, стоя здесь на коленях, понимаю, что я здесь на своих условиях. И это придает сил, потому что монахини никогда не упускают из виду, что однажды я могу позволить себе выбрать те стороны моей веры, которые служат, и отбросить те, которые ограничивают меня. Которые наносят вред.
Я опускаюсь на колени поближе к Рейфу, и он накрывает мою руку своей.
РЕЙФ
После мессы мы с Белль прогуливаемся мимо музеев и направляемся в Саут-Кен, где уединяемся в уютном уголке маленького кафе на Дрейкотт-авеню, где можно позавтракать. На прогулке она тихая, задумчивая, хотя и не выглядит расстроенной.
Месса прошла для меня лучше, чем я ожидал. Когда моя девушка спросила меня, пойду ли я с ней, мой ответ, конечно, был ошеломляющим. Я не упомянул ей, что уже много лет не был в церкви, не считая нескольких свадеб. То, что я не сгорел при входе в это место, было приятным сюрпризом.
Есть места и похуже, где можно провести час, чем в Оратории, с ее ошеломляющей чередой замысловато расписанных куполов, скульптурных арок и мраморных колонн. Здесь не осталось ни одного квадратного дюйма без украшений. Это чудо. Большую часть часа я провел, глядя вверх, и латинские слова древних как мир молитв вспомнились мне так легко, как будто мне все еще было двенадцать и я стоял на коленях в школьной часовне.
Я смотрю на женщину возле меня. На ней великолепное воздушное платье, ее длинные золотистые волосы шелковистыми локонами ниспадают на плечи. И на ее грудь. Она наблюдает за мной поверх кружки с кофе, на ее лице легкая улыбка.
Она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
— Пенни за твои мысли, — говорю я.
Она опускает кружку.
— Я тут подумала, насколько лучше я себя чувствую, сходив на мессу. Это похоже на то, как я себя чувствовала после исповеди, понимаешь? Раньше я боялась этого и очень нервничала, исповедуясь в своих грехах, а потом, когда священник отпустил мне грехи, я практически выскочила из исповедальни. Это было так, словно тяжесть мира спала с моих плеч.
— Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, — говорю я. — Но тебе не нужно прощение, детка. Знаешь же это, правда? Ты не сделала ничего плохого. Никому не причинила боли или страданий. Все, что ты сделала — мы сделали — совершенно приемлемо.
— Я знаю. — она проводит кончиком пальца по рассыпанному сахару на столе. — Думаю, что сегодня утром это было более значимо, потому что я пришла в церковь добровольно. Пришла туда за покоем и завершением, и я получила это. Это только мне показалось, или в церкви было что-то волшебное?
Я обдумываю свои слова.
— Когда ты находишься в помещении, заполненном людьми, которые во что-то твердо верят, ты это ощущаешь. Особенно, если они молятся. Не имеет значения, разделяешь ли ты их взгляды на то, как работает молитва.
— Ты веришь в силу молитвы? — спрашивает она.
— Верю. Не в католическом смысле — не в том, который изображает Бога как некий милосердный небесный торговый автомат, раздающий благодать тем, кто достаточно усердно просит об этом. Но если мы верим, что все мы сделаны из энергии, и что наши мысли и убеждения тоже имеют вибрационную энергию, и что молитва и вера могут повысить эту вибрационную энергию до уровня, который действительно имеет значение, то да. Я считаю, что молитва имеет силу так же, как и медитация. Однажды, когда я учился в шестом классе, я поехал в Лурд — наша группа взяла с собой нескольких человек из приходской школы, которые были серьезно больны. Нельзя было отрицать, что в том месте чувствовалась вера — воздух был пропитан ею.
Я делаю паузу. Я уже очень, очень давно не вспоминал о поездке в Лурд.
Она выглядит такой же озадаченной, как и я.
— Значит, ты был довольно религиозен, когда был моложе? Я думала, что ты всегда отвергал католицизм.
— Трудно быть настолько убежденным в чем-то в юном возрасте и иметь возможность сразу же отвергнуть это, — говорю я. — Иезуиты знают, как воздействовать на впечатлительные юные умы. Но да, я был религиозен. Я был служкой у алтаря и гордился этим. Очень серьезно относился к своим обязанностям.
Она протягивает руку и сжимает мою ладонь. Ее глаза сияют от волнения.
— Держу пари, ты был лучшим алтарным служкой на свете. И самым красивым.
Я усмехаюсь.
— По воскресеньям я тратил много времени на то, чтобы сделать правильный пробор в волосах.
— И что же произошло?
Я делаю глоток эспрессо.
— Наверное, я стал озлобленным. Было так много плохих моментов, что я начал думать, что это точно не так, как должно быть?
— Например, что? — тихо спрашивает она.