По мере утверждения своего влияния на воображение и душу человека христианство, в конечном счете, искореняло северные расовые качества, от века к веку из положительной силы становилось силой гнетуще разлагающей, обрекало Русь, как и остальную Европу, на смирение с нищенством и вырождение. Это наглядно показывается развитием христианского искусства, в частности, отличием поздних произведений Андрея Рублёва от его ранних творений. И ни на один из народов Европы христианство не оказало столь противоречивого воздействия, как на северных славян, на Россию. Европа Западная и в значительной мере Центральная к приходу христианства была заметно освоена Древним Римом, его созидательной деятельностью, прониклась античной цивилизованностью. Восточная же Европа на огромных пространствах не знала следов древних цивилизаций, так как климатически являла себя значительно более суровой, нежели Европа Западная и Центральная.
Ни у одного из великих этносов европейского Севера не было столь тяжелых природно-климатических условий существования, как у северо-восточных славянских племен, такой напряжённой борьбы за существование на пределе человеческих сил. Ни у каких из европейских племен не было изначальной потребности в столь созидательном, столь северном расовом духе, в раскрепощении героического и деятельного Архетипа, как у восточных славян. Но именно на Руси так остро ощущалось отсутствие воздействия традиций языческих великих цивилизаций античного мира в постройках и дорогах, городах и крепостях, в законодательстве и в языке, – традиций, которые сами по себе служили в остальной Европе определенной защитой, иммунитетом, противодействующим созерцательной сути христианства.
Поэтому-то нигде в Европе Западной и Центральной не проявилось такой раздвоенности сознания, такого мучительного борения христианской идеологии с языческой чувственностью, такой языческой потребности сбросить с себя духовное иго христианских догм, как в России, как у русских. Дикий разгул, а затем покаяние самое искреннее, самое самобичующее, преследовали русский народный дух. Он был измучен и измотан этой борьбой противоречий в себе, каждодневного напряжения сил, созидательных по побуждениям, с одной стороны, а с другой – воздействием на общественное сознание иррациональных христианских догм, ставших в семнадцатом веке после Великой Смуты основой народного мировоззрения.
Среди наших патриотов было пролито немало слез искреннего переживания, что при Петре Великом дворянство, а при коммунистическом режиме и русские народные массы столь легко, практически без борьбы позволили вымести православие из своего мировоззренческого сознания. Но если смотреть на задачи развития России с точки зрения промышленного интереса, то приходишь к выводу, – режим Петра Великого и коммунистический режим проявили себя русскими именно в том, что так решительно боролись против средневекового Православия. Та духовная сила русского дворянства в XVIII-ом веке, которая превратила при Екатерине Второй Российскую империю в мировую промышленную державу, и русского народа в ХХ-ом, которая проявилась в энтузиазме индустриализации с первой пятилетки и вплоть до конца шестидесятых годов, была прямым следствием высвобождения языческих начал северной ветви белой расы из-под гнета средневекового христианства. Это высвобождение сущности русского Архетипа от гнёта средневекового православия обеспечило глубинный внутренний поворот русского народного самосознания от разлагающего влияния татарщины, которое сохранялось в России со времён татаро-монгольского ига, во время которого и происходило укоренение русского православного сознания, к своей изначальности, к своей северной, европейской расовой сути и основе. Оно же позволило вырваться русскому мировосприятию от субконтинентальных экономических и политических интересов к мировым.