Распахни свое сердце (СИ)

будешь смеяться надо мной. Глупая? Ты часто так меня называл, а я никогда не обижалась, потому

что это звучало как-то по-доброму, ласково. Ты особенным был, Кира, — на пушистых чёрных

ресницах замерли прозрачные капли, мгновенно сорванные порывистым ветром. — Мне тебя не

хватает, родной. Я сейчас должна быть в другом месте, но прячусь здесь, потому что мне страшно, а

с тобой я обретаю покой. Я боюсь одного человека, — Татьяна опустила голову. — Мне кажется, что

он играет со мной, как кошка с мышью: позволяет убежать на какое-то расстояние и догоняет, наступая на хвост лапой. Он не оставит меня, я чувствую. И самое страшное то, что он въедается в

меня, проникает под кожу, заполняет собой. Я не хочу, чтобы он вытеснил тебя, но я слишком слаба, чтобы бороться с ним. Это сильнее меня, Кира! Вы разные, но чувства, которые я начинаю

испытывать к нему, набирают силу. Я не знаю, когда это случилось, не знаю! Он просто появился и

перевернул мой мир с ног на голову! А если я… Кира, а если я полюблю его? Это подло. Я тебя

одного люблю и не хочу, чтобы кто-то отбирал у меня мою любовь к тебе! Кто я без неё?! Как я

Леське в глаза смотреть буду? Ты нужен мне, очень нужен… Зачем он появился? Он не принимает

отказов и добивается того, чего хочет. Я ему нужна, я по глазам его вижу. Я больше не могу избегать

разговора с ним, но боюсь сорваться и не отказаться от него. Я должна, я знаю это, но… Если бы ты

только знал, чего мне стоит сохранять спокойствие рядом с ним! Кира, — женщина взглянула на

фотографию, — простишь ли ты меня? Я тебя люблю. Пожалуйста, верь мне. Верь, даже если я

самой себе верить перестану. Я очень тебя люблю, родной! — поднявшись, она стряхнула снег с

пальто и брюк, коснулась покрасневшими от холода пальцами серого памятника, вышла за пределы

кованой оградки и, не оборачиваясь, побрела в сторону кладбищенских ворот.

На душе легче не стало, наоборот, ещё гаже и тяжелее. Она, взрослая женщина, бегала от

проявляющего к ней интерес мужчины, как школьница от мальчишки, дёргающего её за косички.

Искушение и страх поддаться ему давили на неё. Раньше такого не случалось, всё было проще и

понятнее, но Роман заставил её сделать неудачный кувырок через голову и плашмя приземлиться на

твёрдую землю. Почему именно он? Когда он успел приблизиться к ней?

Антонова дошла до места, где оставила машину, и замерла, увидев рядом с ней Смирнова, расхаживающего туда-сюда.

Она растерянно посмотрела на него и остановилась, не решаясь подойти ближе, но он заметил её и, бросив под ноги недокуренную сигарету, сделал несколько шагов навстречу, сократив расстояние

между ними до жалкого метра.

Нахмурившись, финансист произнёс:

— Я не знаю, зачем сорвался на ваши поиски, когда ни я, ни Олег, ни Алеся не смогли дозвониться

до вас, и не понимаю, какого чёрта приехал сюда по наводке Анатолия, с которым встретился возле

вашего дома, но я определённо хочу услышать, почему вы так странно поступаете. Вас никто ни к

чему не принуждал, вы могли просто отказаться от приглашения, а не выключать телефон, заставляя

нервничать детей. Заметьте, я о себе не говорю, я говорю о детях, особенно об Алесе, которая по-

настоящему испугалась, решив, что вы могли попасть в аварию, и она потеряла второго родителя. Вы

соображаете? Это ребёнок! Ребёнок, который бьётся в истерике, потому что его мать впервые так

пропадает! Взрослые люди могут не обратить внимания на такой пустяк, но не дети!

— Я не думала…

— Я заметил! — Роман перебил Татьяну. — Вам ведь не свойственны подобные глупости, в чём же

дело? Если вам так захотелось побывать на могиле мужа, чего я бы никогда не решился осуждать, почему вы не сообщили Алесе? Мы ждали вас три часа, периодически пытаясь дозвониться, — он

поморщился и замолчал. Глубоко вздохнув, Смирнов прижал к себе брюнетку, крепко обнимая, и

прошептал: — Что же ты творишь, Тань? Леська так ревела, что и я себя накрутил чёрт знает до чего.

— Нужно позвонить ей, — Антонова уткнулась лицом в холодное, влажное от растаявших снежинок

пальто шатена.

— Я позвонил, как только Финогенов сказал, где ты.

— Она успокоилась?

— Да.

— Хорошо.

— Тань, не делай так больше, пожалуйста.

— Не буду.

— Поехали домой? У нас ещё немного курицы осталось. Хочешь?

— Хочу.

— Останетесь сегодня у нас?

— Останемся, — Татьяна готова была согласиться на что угодно в данную минуту, чувствуя себя

отвратительно из-за столь эгоистичного поступка. Она действительно совсем не подумала о том, какой может быть реакция её дочери. Эта слабость, этот порыв и желание выговориться Кириллу, человеку, который всегда понимал её, стоили кучи нервов людям, беспокоящимся за неё. —

Простите.

— Таня, — Роман обхватил ладонями её лицо и посмотрел в глаза, — всё будет хорошо, верь мне.

А она просто кивнула, потому что не было слов, чтобы сказать хоть что-то.

Ей бы бежать от него, но ноги не слушаются, ей бы закричать, но горло сжимает спазмами.

От него не уйти. Он не отпустит.

Борьба с самим собой самая трудная, битва с собственными принципами самая кровопролитная, война со своими привычками самая разрушительная.