Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

Отношение к будущему как важной составной части национального мифа нашло особенно наглядное выражение в американской иммиграционной политике. До восьмидесятых годов поток иммигрантов регулировался интеграционной моделью, получившей название melting pot (плавильный котел)[117]. Основные элементы этой модели ориентировались на ускоренную интеграцию: иммигранты получали хорошее предложение, которое, однако, имело свою цену. Предложение содержало пакет гражданских прав и обещание экономического успеха в условиях американского общества с его конкурентностью и мотивацией преуспеяния. Литературный критик Лесли Фидлер писал в шестидесятые годы, что американская нация, в отличие от английской или французской, объединена не общим наследием, а общей мечтой: «Будучи американцами, мы обитаем в общей утопии, а не в общей истории»[118]. Он считал, что американцы принципиально отличаются от европейцев забвением своих корней.

Несхожие истории мигрантов об их происхождении не должны вносить разлад в новое сообщество. Поэтому забвение собственного происхождения становится ценой, которую переселенцам приходилось заплатить за предоставленные права и возможности. Переселенец не может оставить на границе собственную память, словно чемодан, но сама память постепенно тускнеет благодаря национальным ритуалам «плавильного котла». В детских садах, школах, на предприятиях в XIX и XX веках совершалось ритуальное прощание с прошлым ради обращения к будущему, которое символизировало ассимиляцию переселенцев, менявших национальную одежду и флаги[119]. Подобные ритуалы забвения, сопровождавшие переселенцев, имели свои основания, непосредственно связанные с программой модернизации: постулат равенства всех граждан требовал отказа от любых привилегий и различий, сопряженных с происхождением, ради последовательного осуществления принципа зависимости жизненного успеха от личных усилий и индивидуальной квалификации[120].

Подобная трансформация идентичности, которая обычно начиналась со смены имени и фамилии, понималась, однако, не как предписанное забвение, а как открытый чек на будущее, что вполне согласовывалось с духом темпорального режима модернизации. Обещание социального успеха стало национальным нарративом, который превращал отказ от прошлого ради будущего в мобилизующую ценность и цель. Эта цель отражена в сонете «Новый колосс» (1883) еврейской иммигрантки Эммы Лазарус, написанном ею для статуи Свободы. В уста «матери изгоев» автор вкладывает следующие слова, которые запечатлены на цоколе монумента:

                          Гремевшие в истории державы!
                          Отдайте мне всех тех, кого гнетет
                          жестокость вашего крутого нрава, —
                          изгоев, страстно жаждущих свобод.
                          Стань маяком величия и славы,
                          светильник мой у Золотых ворот[121]

.

Иммигранты, пережившие нищету, дискриминацию и преследования, мечтают о свободе и благополучии. Перед ними Золотые ворота, сулящие возможность нового начала и новой идентичности; это обещание во многих случаях оказалось исполненным. Поэтому для лишившихся родины изгнанников не было особых причин оглядываться назад и держаться за прошлое, отмеченное погромами и нищетой.