Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

Приезд иммигрантов сопровождался признанием новых идеалов, но не мгновенными изменениями культурной идентичности (языка, обычаев, воспоминаний, лояльностей, человеческих взаимоотношений и ценностей). Считалось, что процесс адаптации займет определенное время, которое составляет обычно жизнь двух-трех поколений[130]. Но такой срок не казался проблематичным, ибо существовала уверенность, что само время ускорит адаптацию. Время и будущее служили в данной модели мотивационными факторами интеграции, поскольку оптимистические ожидания, связанные с прогрессом, являлись фундаментальным компонентом темпорального режима модернизации. Ожидания лучшего будущего и перемены, которые несет с собой время, действовали в качестве важных факторов интеграции в модели «плавильного котла». Эти настроения резко изменились в восьмидесятые годы, когда метафора «плавильного котла» заменилась метафорой «миски салата». Контраст очевиден. Салат не варят, в нем ничего не плавится, все ингредиенты сохраняют свой цвет, форму и вкус, различия между ингредиентами вполне зримы и ощутимы. Утрата оптимистического взгляда на будущее, эрозия темпорального режима модернизации привели к трансформации ценностей и ключевых понятий: вместо «ассимиляции» и «сплава» под девизом e pluribus unum («единство в многообразии» – девиз на гербе США. – Примеч. перев.) теперь говорилось о «культурном своеобразии» и «этнических идентичностях». На наших глазах забытые семейные истории иммигрантов, их культурные традиции извлекались из небытия и реактивировались. Эти перемены легко проследить на судьбе Музея иммиграции на острове Эллис, открытого лишь в 1990 году. Похоже, раньше в таком музее не было нужды. Остров Эллис, сказано на домашней интернет-странице музея, «ярчайший символ истории американской иммиграции, находился в плачевном состоянии»[131]. Все разом изменилось, когда в ходе реставрации статуи Свободы появилась, а затем была реализована новая концепция этого значимого для американцев «места памяти». Теперь музей располагает целым спектром мемориальных подразделений, в том числе Студией записи устных рассказов и Центром семейных историй американских иммигрантов, где посетители могут ознакомиться с названиями кораблей, на которых прибыли в Америку их предки, и с оцифрованным архивом, где хранятся документы 25 миллионов переселенцев. Музей существенно оживил интерес к семейным преданиям и генеалогии.

На примере американской иммиграционной политики XIX, а в значительной мере и XX века становится ясно, что выбор в пользу будущего связан с отказом от прошлого и решением предать прошлое забвению, решением, которое подверглось ныне критическому пересмотру. Этот пересмотр произошел знаменательным образом в восьмидесятые годы вместе с ослаблением темпорального режима модернизации и с разочарованиями в надеждах на будущее. Забвение во имя будущего сменилось интересом к прошлому, который проявился в конъюнктуре исторического романа[132]. Но прежде всего, эти годы ознаменовались несколькими волнами памяти, обращенной к непреодоленному прошлому. Переключение внимания с будущего на прошлое вновь обнаружило в большом «плавильном котле» американской культуры незримые ранее контуры этнических идентичностей, групповых лояльностей, социальных меньшинств, которые, судя по всему, окончательно не исчезли и теперь, возродившись, стали проявлять свой взрывоопасный потенциал. Если раньше, благодаря ориентации на будущее, мятник ушел в сторону унификации, «единого человечества», то теперь он качнулся в противоположном направлении, в сторону фрагментации. Подобную фрагментацию культуры можно считать ныне свершившимся историческим фактом, что ставит новую проблему – восстановить национальный консенсус и социальную солидарность в условиях обнаружившихся размежеваний и противостояний[133].

Афроамериканская контрпамять