Здесь будет предоставлено слово некоторым из тех, кто не мог
сказать, что Америка открыла им Золотые ворота будущего. Речь идет о той части населения США, которая не воспринимала американскую историю как «Manifest Destiny», предопределенное секулярное «спасение», хотя именно этим людям пришлось заплатить немалую цену за осуществление национальной мечты о будущем[134]. Голоса этих людей звучали не только в восьмидесятые годы, но и на протяжении всего ХХ века, заметно усилившись после Второй мировой войны. Однако по-настоящему американское общество услышало их лишь в восьмидесятые годы. Райхард цитирует афроамериканского автора Ральфа Уолдо Эллисона (названного родителями в честь американского философа) как пример голосов, которые неустанно напоминали, что американский оптимизм по отношению к будущему основывается на забвении преступлений прошлого. То, что Эллисон требовал ранее в США, стало ныне актуальным для тех стран, которые стремятся адаптировать свою культуру к новой ситуации с мигрантами: «Нация должна самоопределиться, а меньшинства сами несут ответственность за интеграцию собственных идеалов и представлений в общее представление о себе, которое формируют американцы»[135].Аргументация других чернокожих писателей сороковых и пятидесятых годов схожа с идеями Эллисона. Например, Ричард Райт призывал к новому, самокритичному осмыслению американской истории и в связи с этим ко включению истории афроамериканцев в национальную историю США: «Мы, черные, с нашей историей и настоящим, служим зеркалом, которое отражает многообразие американского опыта. То, что важно нам, что мы собой представляем, чем мучаемся, – это тоже Америка. Если пропадут черные, пропадет и Америка. Если американская нация забыла свое прошлое, ей достаточно посмотреть в зеркало нашего сознания, чтобы увидеть живое прошлое в живом настоящем
, ибо наши воспоминания уходят далеко назад – от воспоминаний нынешних черных к воспоминаниям их черных родителей и рассказам наших дедов о рабстве, а дальше к временам, когда никто из нас, ни черные, ни белые, не жили в этой благодатной стране»[136].Борьба Джеймса Болдуина за социальную интеграцию негров также содержала требование включить рассказ о судьбе афроамериканцев в исторический нарратив белых. По словам Болдуина, он вырос с ощущением, будто ни у Африки, ни у него самого не было истории. «Я был дикарем, которому нечего рассказать, кроме того, что его спасла Европа, перевезя в Америку. Разумеется, я верил в это. У меня попросту не было выбора»[137]
. «Это нерассказанная история, ее не желает слышать ни один американец, – продолжает он. – Она должна быть наконец рассказана. Ибо пока несказанное не будет сказано, мы продолжим жить в тени опасного громового молчания»[138].