Читаем Распятые любовью полностью

Несмотря на свои без малого семнадцать лет, сексуальная интенсивность моя с каждым днём всё снижалась, после Нового года я всё чаще и чаще стал отлынивать от выполнения так называемого «супружеского долга» и, в конце концов, ушёл в заводское общежитие, что в микрорайоне Северный. Там стояло шесть девятиэтажек, одна из которых была полностью отдана под женское общежитие, именуемое в народе «СевПи», что означало «Северное пиздохранилище». Там жили девчонки из нашей бригады. Однажды, после обильного возлияния я остался у них ночевать, в комнате четыре койки, к утру я побывал в каждой из них. Не факт, что везде я добился успеха, но хорошо помню, как рано предрассветным утром, мы с девушкой Олей вместе, то есть одновременно, испытали фантастический оргазм, она так закричала, что переполошила всю секцию – а это четыре комнаты. К нам в дверь начали стучать соседи, вернее, соседки, Оля смущённо объясняла, что ей просто что-то приснилось, но, заметив меня в комнате, объяснения её как-то тускнели и соседки уходили, улыбаясь, да и, скорее всего, завидуя. Таким образом, я случайно прослыл в бригаде любвеобильным Дон-Жуаном.

Утро оказалось, что называется, похмельным: на выходе из общежития меня задержал участковый милиционер, привёл в свою комнату на первом этаже и устроил допрос с пристрастием. Проходя мимо, он несколько раз пинал меня ногой, затем садился за стол и что-то записывал. Потом подходил и бил кулаком по голове, правда, щадяще, но всё равно у меня возникало жгучее желание ответить ему тем же. В какой-то момент, он сказал:

– Сиди, не дёргайся, я на минуту в туалет.

Он затворил дверь на ключ и исчез.

Этой минуты мне хватило, чтобы открыть окно и выпрыгнуть на улицу. Уже заворачивая за угол, я услышал вопль милиционера:

– Фетисов, я достану тебя, сука, ты ещё у меня получишь.

Фамилию свою я исказил нарочно, пусть ищет теперь. И цех назвал другой и бригаду придумал фантастическую, но очень правдоподобную.

Ну, что за дурость? Сами в уголовный кодекс статью втулили за мужеложство, и сами же отгоняете пацанов от девчонок. Что я сделал преступного, чем нарушил порядок? Кто-то написал заявление и обвинил меня в нарушении чьих-то прав? К чему эти наиглупейшие ограничения и меры? А может, просто позавидовал. Не каждому же позволительно ночевать в женском общежитии, да ещё и переспать с целой комнатой, хотя участковый об этом и не догадывался. Но зато я всю жизнь помню тот душераздирающий крик Оли, думаю, она тоже его никогда не забудет. На работе во время обеденного перерыва, опустив глаза, она мне призналась, что у неё такое случилось впервые.

Вечером, в поисках приключений, я пошёл в бар «Жар-Птица», был такой в нашем микрорайоне на центральной площади. Славен был он своими экзотическими коктейлями. Допивая один бокал, я хотел заказать второй, и тут ко мне за столик подсел интеллигентного вида мужчина лет сорока.

– Любите Мартини? – спросил он и, кивнув, на бокал, добавил: – Смотрю, пьёте фирменный коктейль.

– Люблю, – подтвердил я, удивившись, что со мной говорят на «вы».

– Луиджи Росси, создатель вермута Мартини, перевернулся бы в гробу, если бы попробовал этот напиток. Здесь, к сожалению, он не настоящий, это подделка из Венгрии.

– Лучше уж из Венгрии, чем наш «Вер-муть» пить, – я нарочно выделил второй слог.

– Ну, это совсем отрава, – закивал незнакомец и тут же предложил: – Хотите, я вас угощу настоящим, итальянским Мартини, я только сегодня утром прилетел из Италии.

Я насторожился.

– А с чего это вы решили меня пригласить? – усмехнулся я. – Смотрите, сколько тут посетителей.

– Верно, – согласился мужчина, – посетителей много. Но я доверяю своей интуиции. Вы, уверен, интересный собеседник, умеете держаться, да и просто симпатичный молодой человек. А я так соскучился по родной речи, по нашим русским разговорам, я не настаиваю, если не хотите, ради бога. Вот, возьмите, – он протянул мне карточку. Впервые я держал в руках визитку, – если сегодня нет желания, позвоните в другой день. Я ещё неделю буду в Союзе, потом улетаю в Штаты.

«А почему бы мне не завести знакомство с таким солидным мужиком? – мысленно прозвучал в моей голове вопрос. – Посмотри, как он выглядит. Одет с иголочки, фирменные джинсы, батник, часы явно не советские… Чего ты думаешь?».

– Так что? Ваше решение, – словно откуда-то издалека донёсся до меня голос незнакомца. – Порадуете одинокого истосковавшегося по Родине человека?

Дальше уходить от ответа было просто неприлично.

– Да, в общем-то, я не против, – ответил я и спросил: – а где вы живёте?

– Здесь недалеко, – ответил Георгий (я успел прочитать на визитке имя), – Добровольского, дом шестнадцать.

– А, – закивал я, – это такие многоэтажки-свечки?

– Точно-точно! – улыбнулся мужчина.

Я протянул руку и представился:

– Меня зовут Борис, ваше имя я прочитал на визитке. Георгий. Верно?

– Верно, внимательный вы, – пожал он мою руку, мы встали из-за стола и направились к выходу.

– Вы можете обращаться ко мне на «ты», – сказал я. – Для «вы» я ещё чересчур молод, так мне кажется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее