Распятые любовью

– Правильно говорит, – поддержал Антон. – Вот ты как стал геем?

– С детства почувствовал, – ответил я. – Но всю жизнь скрывал, хотя и имел иногда в связи с этим большие неприятности.

– Расскажешь?

– Любопытно? Как-нибудь расскажу, – улыбнувшись, пообещал я.

– Ладно, – встал Антон, – мне пора. Не обижайся на меня. Иногда находит, не могу сдержаться.

– Ты там поаккуратнее, – предупредил я, с ментами не воюй, – а то закроют.

– Не в первой, – бодро ответил Антон.

– Когда планируешь вернуться? – спросил я.

– Думаю, часов в девять-десять вечера буду дома. Всё, я пошёл.

Я и действительно привык уже к тому, что рядом со мной находится Антоха. Когда его нет, на меня нападает какая-то неведомая до сих пор тоска. И эта всепроникающая тоска открывает тайную дверь в моей памяти.

Глава 15

Нутром чувствовал, что поездка Антона добром не кончится. Не хочу казаться провидцем, но вот было какое-то нехорошее предчувствие.

Вечером, когда уже стемнело, я вдруг услышал за дверью странный звук. Посмотрев в глазок и никого не заметив, я осторожно отворил дверь и оцепенел – на пороге лежал весь в крови Антон. Я бросился к нему.

– Антон, что случилось? Ты слышишь меня?

Я взял его на руки и занёс в дом. Он мычал, сначала мне показалось, что он без сознания. Но спустя полминуты, он открыл глаза и с трудом произнёс:

– Добрался. Думал, буду ночевать на улице…

– Кто тебя так? – сокрушённо воскликнул я. – Что случилось?

– В электричке… пацаны…

– За что?

– Они видели меня на пикете…

Антон продолжал стонать. Я позвонил Копытину, тот долго не поднимал трубку, а может, мне показалось. Наконец-то, он ответил.

– Алё! Алё! – закричал я в трубку. – Володя, можешь приехать? Прямо сейчас…

– Что произошло? – взволнованно спросил Владимир.

– Антоху в электричке избили, – сказал я и добавил: – очень сильно…

– Скорую вызвали?

– Пока нет, решил вот с тобой посоветоваться.

– Ранения на теле есть?

– Нет…

– Хорошо, ждите, еду. Проследи за ним, никаких лишних движений…

Копытин приехал через полтора часа. Тщательно осмотрев «пациента», он пришёл к выводу, что угрозы жизни нет. Мы удалились с Владимиром на кухню.

– «Больной» в сознании и контакте, это неплохо. Но окончательно скажу завтра, – пояснил доктор. – Пока понаблюдаю. Главное, чтобы не было разрыва внутренних органов, надеюсь на лучшее, симптомы могут проявиться в течение нескольких часов. Поэтому я останусь на ночь. Тут нельзя рисковать, – вздохнул Копытин, – у нас ведь нет возможности получить анализы, снимки… Понаблюдаю.

– А эти художества? – я ладонью поводил у своего лица.

– Это всё до свадьбы заживёт, швы не потребуются, – махнул рукой Копытин и, усмехнувшись, добавил: – Не показывай на себе. Из-за чего весь сыр-бор, узнал?

– Да всё за то же, – грустно сказал я.

– А как узнали? – удивлённо спросил Копытин.

– Антоха с друзьями в пикете стоял, ну а эти… отморозки потом, видимо, его отследили. Вот результат.

– Дикари, блядь! А ты ещё споришь со мной, «статью отменили», – передразнил он меня. – Вот тебе и отменили. Отменить-то отменили, а ненависть нагнетают. Чтобы вот такого не было, – он кивнул на дверь, за которой находился Антон, – сам президент должен выступить по телевидению и высказать своё отношение к ним… к вам. Так ведь тоже боится, что в пидорасы запишут. Все они боятся гомосексуализма, как проказы. Да, наверное, проказы и то меньше боятся. Ну их к чёрту! – Владимир махнул рукой и грязно выругался.

На следующий день он вынес окончательный вердикт:

– Ну, что вам сказать ещё? Могу повторить: угрозы жизни нет. Сломаны два ребра, но признаков повреждения плевры и легких нет. Однако суммарная травма тяжелая, отсюда боль. Вообще с неделю состояние будет, что называется «ни сесть, ни пёрднуть». Держитесь, ребята. Зрачки одинакового диаметра, потому оснований думать о переломе основания черепа или другой опасной травмы мозга нет. Значит так, Борис, пацану нужно отлежаться – постельный режим и никаких исключений. В субботу посмотрим, что и как. А пока вот тебе шприцы, ампулы, утром и вечером по укольчику. На ночь таблетку. Больше ничего не нужно. Кушать – бульон, кефир, соки. Тошнота и головокружение – это лёгкое сотрясение. Пройдёт, только никуда не отпускай его. Объясни, что в дороге может потерять сознание, и будет валяться где-нибудь в подземном переходе. Ты знаешь, как у нас люди реагируют, будут думать, что нажрался алкаш и лежит трезвеет.

– Всё понял, – закивал я, – не отпущу. Спасибо, Володь. Извини, что потревожил.

– Всё будет хорошо.

– Ладно, звони, если что, у меня сегодня дел по горло, – сказал напоследок доктор и уехал.

Через два дня Антохе, как ему показалось, немного полегчало, но до выздоровления было ещё далеко.

Наконец-то я узнал подробно, что произошло. Со слов Антона, они после пикета с друзьями зашли в кафе. Выпили чаю, перекусили и, попрощавшись, разошлись. Подростков, которые напали, Антон, оказывается, видел ещё на вокзале. Ошибиться он не мог, да они и сами подтвердили это.