Распятые любовью

– А ну, да, – закивал я. – В этих вопросах откровений ждать не приходится.

– Я ещё хотел рассказать тебе об автобиографической повести Кузмина «Крылья», она, правда была написана в начале двадцатого века. Скажу тебе, повесть вызвала остервенелую дискуссию. Журналисты, во всяком случае, большинство, увидели в произведении, к сожалению, лишь наставление по гомосексуализму. Чего стоили только названия газетных материалов – «Отмежёвывайтесь от пошляков», «В алькове г. Кузмина». Конечно, не остались в стороне и будущие руководители России, социал-демократы. Их критики тут же объявили повесть «отвратительной» и показывающей, как стремительно деградирует высший свет. Отметился и Андрей Белый, назвав некоторые сцены повести «тошнотворными». Гиппиус не была столь категоричной и признала тему резонной, но изложенной слишком откровенно. Ну, об антигомосексуальных взглядах Максима Горького и Леонида Андреева известно, наверное, всем. Горький назвал гомосексуалистов старыми рабами, людьми, которые не могут не смешивать свободу с педерастией. У «буревестника» всё просто: ищешь свободы, значит педераст. А вот Блок назвал повесть «Крылья» «хрустальной влагой искусства», а имя Кузмина очаровательным именем.

– Ты заметил, Виталий, как мы начинаем говорить о гомосексуализме, мы превращаемся в антисоветчиков. Может, потому они и сажают нашего брата в тюрьму.

– Типун тебе на язык, – махнул рукой лейтенант, – но отчасти ты прав, поскольку советская власть культивирует ненависть к гомосексуализму и делает всё, чтобы нас считали законченными и бесполезными для общества людьми.

– Ничего себе, – возмутился я, – а что плохого сделали те же люди, о которых ты только что рассказывал? Мало того, это гордость русской культуры.

– Да я могу тебе десятки таких людей назвать, которых уважает весь мир и которые несли в нашу жизнь только пользу, просвещение и культуру.

– Например, – поймал я за язык собеседника, – назови, пожалуйста, ещё кого-нибудь из известных.

– Нет проблем! Модест Мусоргский, Сергей Дягилев, режиссёры Сергей Эйзенштейн и Всеволод Мейерхольд, актёры Георгий Милляр и Юрий Богатырев… Достаточно?

– Ты хочешь сказать, что все они гомосексуалисты?

– Ну, свечку я ни над кем не держал, – хмыкнул лейтенант, – но ты же знаешь, земля слухами полнится. Ты понимаешь, Борис, обидно, что нас выдают за отщепенцев и чуть ли не врагов народа. Хотя никогда ни в нашей стране, ни во всём мире не было единства в вопросах гомосексуализма, и, наверное, никогда не будет. А ведь, если разобраться, нужно бороться не с гомосексуализмом и гомосексуалистами, а с ненавистью к ним и тотальной нетерпимостью к их образу жизни. Но человек так устроен – если ты другой, значит, тебя нужно загнать под кровать.

Мы ещё долго говорили о культуре, искусстве, истории. Всё, что касается истории, я слушал Виталия с открытым ртом. В следующую нашу встречу, лейтенант поведал мне невероятные факты о сексуальной жизни на Руси.

Оказывается, негативное отношение к сексу у нас в стране началось ещё в древние времена с приходом на Русь христианства, которое считает, что все сексуальные утехи нечистыми и порождены сатаной. По мнению попов, любая порядочная женщина должна быть всецело асексуальным человеком.

– Просто удивительно, – восхищённо произнёс я, – сколько интересных вещей ты знаешь.

– Это не знания. Моя прабабушка умерла в девяносто восемь лет, – сказал Виталий, – вот, кто знал так знал. Кстати, она тоже историк, и в двадцатые годы участвовала в программе «ликбез», где чуть не погибла.

– Что случилось?

– Обвинили в контрреволюционных настроениях, – пояснил лейтенант, – за то, что некоторых царских деятелей назвала «выдающимися учёными». Кто-то доложил куда следует, и бабу Морю три дня держали в участке. Она уже и с жизнью распрощалась, дело в том, что там никто и слышать не хотел её объяснения.

– Но всё-таки услышали, раз не расстреляли, – возразил я.

– И смех, и грех, – рассмеялся Виталий, – не расстреляли чисто случайно. К ним в район прибыла какая-то там инспекция, в те времена их было хоть пруд пруди, по любому поводу, и нужно было начальству показать, как у них проходят занятия по этой самой программе «ликбез». Бабулю вытащили из камеры, одели, обули и привезли в так называемую школу. Инспектор вошёл в класс и обомлел, моя прабабка была его бывшей учительницей, она ведь преподавала ещё до революции. Ну, естественно, объятия, поцелуи, слёзы радости и т.д. Проверяющий из столицы в присутствии районного начальства и учащихся напел таких дифирамбов, что после его отъезда в сторону моей прабабки боялись даже косо посмотреть.

– Повезло! – покачал я головой.