Читаем Распятые любовью полностью

– Что происходит, чёрт возьми? Вы зачем меня привязали к этой телеге?

– Спакона, таварись, – произнёс доктор. – Суметь нехарасо.

Только теперь я заметил, что у врача лицо желтовато-коричневого оттенка. Передо мной стоял то ли японец, то ли китаец, иными словами, человек с тёмными волосами и узкими, раскосыми глазами. Он наклонился надо мной, раздвинул веки и посветил миниатюрным фонариком.

– Харасо, осень харасо, товарись.

– Послушайте, – взмолился я, – вы можете объяснить, что вам от меня нужно? Кто вы?

– Асисента сказать тебе, товарись, – закивал представитель монголоидной расы.

– Какой я тебе товарищ? – взревел. – Где твоя асисента? Объясните мне, что происходит?

В дверь вошла миловидная женщина лет тридцати и объявила:

– Я ассистент доктора Хуа То Цяо. Не волнуйтесь, пожалуйста, вам здесь ничто не угрожает. Всё будет хорошо.

– Ну, если всё будет хорошо, развяжите меня, – потребовал я.

– Сейчас это невозможно, первую декаду придётся потерпеть…

– Что? – вскрикнул я. – Декаду? Вы хотите сказать, что вот так коконом буду тут у вас лежать десять дней?

– Это же в ваших интересах, Борис Сергеевич! – улыбнулась «асисента». Курс лечения длится месяц, если вы будете себя вести сдержанно, в последующие две декады мы снимем с вас фиксацию.

– А сейчас это сделать нельзя?

– Нет, – замотала головой ассистент, – лечение в первую декаду проводится только в фиксированном состоянии.

– А теперь скажите, чем я таким заболел, чтобы меня тут держать, как собаку Павлова?

Японо-китайско-казахское медицинское светило, улыбнувшись, спросил у меня:

– Мальсики любись, товарись?

– Не понял! – вытаращил я глаза и обратившись к женщине, спросил: – что он спрашивает?

– Доктор интересуется, любите ли вы мальчиков?

И только теперь я понял, а какую ловушку я попал. Я даже где-то слышал о так называемых медицинских докторах, которые успешно излечивают больных от гомосексуализма.

– Вы с ума сошли? – чуть не плача воскликнул я. – Вы собираетесь лечить меня… в смысле менять мою сексуальную ориентацию?

– Разумеется, Борис Сергеевич, – закивала ассистент. – У нас сто процентный результат.

– Да-да-да! – рядом закивал «товарись» Хуа То Цяо.

– Как вас зовут? – спросил я у ассистентши.

– Любовь Евсеевна, – ответила женщина.

– У вас есть медицинское образование?

– Естественно, – ухмыльнулась представительница богоизбранного народа.

– А вы слышали, доктор, о том, что гомосексуализм – это не болезнь?

– Ну, вы знаете, у нас альтернативный взгляд на эту проблему….

– А при чём тут ваша альтернатива? Если человек не болен, как вы можете его лечить?

– Но, согласитесь, вы сами пришли к нам, – сказала Любовь Евсеевна, – ваша жена оплатила курс…

– Вы можете позвонить ей? – спросил я. – Пусть приедет.

– Завтра она будет здесь, – заверила ассистент, – у вас будет возможность с ней пообщаться.

– Пусть приедет немедленно, – потребовал я. – Позвоните ей.

– Успокойтесь, Борис Сергеевич, прошу вас. Сегодня у нас процедуры, очень важные, мы начинаем наш курс, никаких посетителей. Лежите молча. Иначе доктор… Ну, в общем, вам нужно смириться.

– Вы мне угрожаете? – процедил я сквозь зубы.

– Да что же вы такое говорите, уважаемый? – фальшиво рассмеялась дама. – Просто вы должны понять, если пациент проявляет излишнюю агрессию, мы обязаны принять меры. Так что в ваших же интересах вести себя спокойно. Договорились?

Я пришёл к выводу, что спорить в данной ситуации себе дороже и сделал вид, что смирился. «Ладно, – подумал я, – подожду до завтра…». Я не стану рассказывать, какие ещё мысли носились в моей голове, но услышь их Галина, она бы не была от них в восторге.

Жена приехала на следующий день после обеда. Китайский гестаповец к тому времени закончил свои пытки, и я молча смотрел в потолок и думал: за что мне такие муки? Что и кому я сделал плохого в этой жизни? Человеческая глупость не знает границ. Ведь совершенно очевидно, что это Сунь Хунь в Чай просто рубит капусту на теме гомосексуализма. Они ловят на крючок таких наивных дур, как моя Галя, и тупо выкачивают из них деньги.

– Что это такое, Галина? – вместо приветствия спросил я, как только она вошла в камеру. Палатой эту пыточную я не называю её принципиально.

– Боренька, я же хочу как лучше! – сделав невинное лицо, сказала супруга.

– Кому лучше? – мне хотелось закричать, но помня вчерашнюю угрозу «ассисенси», я себя сдерживал.

– Нам обоим, – ответила Галина. – Это очень знаменитый доктор, Боря, он возвращает к жизни и мужчин, и женщин, и всяких там извращенцев – педофилов, некрофилов, зоофилов.

– Галка, ты чего? – у меня не было сил даже серьёзно возмутиться. – Ты это сейчас зачем перечислила? Какие извращенцы? Ты о чём?

– Боря, Боренька, милый, – Галина поцеловала меня в лоб, и я вздрогнул, – ты к кому от меня ушёл? Я ведь всё знаю, ты живёшь с мальчиком, с ребёнком совсем. Ну, как же так? Мы прожили с тобой двадцать четыре года, и вдруг я узнаю, что ты этот… как его… гомосексуалист и педофил.

У меня потемнело в глазах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее