Расплата

– Они держали его здесь в плену, Дагмар и Орри. Он провел здесь два месяца после того, как на него устроили засаду. Дагмар сказала, что им не пришлось особенно стараться, чтобы убедить его написать предсмертную записку; они просто дали обещание сохранить ему жизнь, если он это сделает. Люди чему только не верят, когда у них нет выбора. Ему оставили еду и воду, но дом находится в глуши, и они не могли приезжать сюда достаточно часто, так что продукты успевали испортиться.

– Ты сказала они? – спросил Хюльдар, прикрыв локтем нижнюю часть лица, отчего голос прозвучал глухо. Он не смог даже притвориться, что готов соперничать с Эртлой в крутости.

Она повернула голову, но воздержалась от комментариев, увидев, как ему нелегко. Хюльдар был отнюдь не первым, кто не способен вынести запах разлагающейся плоти.

– Дагмар настаивает, что они с Орри замышляли и осуществляли это всё в сговоре. Развод был частью плана, чтобы никто не догадался, что они работают вместе. Знаю, он отрицает свое участие, но у нее другая история. В конце концов правда обязательно откроется. Так или иначе.

– Да, будем надеяться. – Рассуждения о деталях – бесполезная трата времени.

Завтра полиция приступит к допросу Дагмар и Орри и в конечном итоге установит правду или, по крайней мере, одну из ее версий. В подобных сложных случаях полиция даже к концу расследования зачастую не знает всего. Классифицировать некоторые факты как правильные или неправильные невозможно; все сводится к восприятию личности.

Серая кожа трупа там, где ее можно было увидеть под окровавленной одеждой, напоминала мрамор. На обрубки было страшно смотреть. Руки выглядели хуже, чем ноги; перед смертью у жертвы могли развиться синяки и гангрена, тогда как раны на его ногах выглядели относительно чистыми. Открытые глаза затянулись пленкой, затемнявшей их цвет, а голубоватые губы были приоткрыты, будто несчастный в последний миг испустил вздох. Возможно, облегчения.

– По словам патологоанатома, вряд ли он прожил бы долго, даже если б ему сохранили руки. От тугих пут на запястьях образовался гнойник. Скорее всего, он поранился, пытаясь освободиться. Ничего больше несчастному не оставалось. Врач говорит, что из-за раны у него развился бы сепсис, и это в том случае, если б не остановилось сердце. Он с самого начала был не в лучшей форме.

– Что мне сделать? – Хюльдар горячо молился, чтобы поручение не повлекло за собой задержку здесь. Его взгляд упал на небольшую бензопилу, стоящую на полу у двери, и он почти слышал вой мотора и крики судьи.

– Сможешь опросить Торвальдюра? Помнишь, как высокомерно он держался при нашем первом разговоре? – Хюльдар кивнул. – Что ж, сейчас он другой – во всяком случае, на данный момент. Так что есть смысл воспользоваться этим, пока он не пришел в себя.

Направляясь к выходу, Хюльдар заметил нечто окровавленное, телесного цвета, в другом конце комнаты, и остановился. Рядом лежал желтый пронумерованный маркер, оставленный судмедэкспертами, чтобы показать, что это улика.

– Что это?

– А, рука Торвальдюра. – Эртла подошла к нему. – Дагмар ее отпилила.

* * *

– Не понимаю, почему ее нельзя пришить. Надо попробовать. – Торвальдюр лежал на носилках в машине «Скорой помощи».

Доктор присоединился к водителю в кабине, дав Хюльдару десять минут на общение с пациентом. Узнать Торвальдюра, элегантно одетого высокомерного прокурора, еще вчера сидевшего в комнате для допросов, было нелегко. Тот самый дорогой костюм еще можно было разглядеть под одеялом, но воротник рубашки, скрученный и грязный, напоминал тряпку, а пиджак явно знавал лучшие времена. Мокрые, растрепанные волосы, бледное бескровное лицо. Левая рука лежала поверх одеяла, закутанная в белую повязку и неестественно короткая.

– Врач говорит, что рана недостаточно чистая и времени прошло слишком много. Когда это случилось?

– Не знаю. Несколько часов назад. – Торвальдюр взял культю правой рукой. – Но не так уж много. Почему они даже не попробуют?

– Они знают, что делают. По крайней мере, у вас осталась правая рука.

– Я левша.

– О… – Хюльдар отвернулся. Как же это он не заметил – стыдно… – Могло быть и хуже. Постарайтесь думать об этом.

Торвальдюр поднял глаза и посмотрел на Хюльдара.

– Как дети? С ними всё в порядке? Карлотта…

– За ними присматривают. Они переживут это.

– Вы так думаете? В самом деле?

– Да, я знаю. – Конечно, он ничего об этом не знал, но надеяться-то можно?

– Я пытался. Пытался – и в результате потерял руку. Для меня это был конец. Я не мог потерять другую. Нужно было сразу сдаться… да, нужно…

– Что нужно?

Торвальдюр снова перевел взгляд на изуродованную руку.

– Мне предоставили выбор. Закончить так же, как тот человек под одеялом…

– Ингви Сигюрхьяртарсон. Судья Верховного суда.

– Кроме шуток?.. Я должен был его узнать. Но это… это… труп не похож на него.

– Нет, не похож, – Хюльдар попытался отогнать мысленный образ изуродованного лица. – Продолжайте. Вам предложили выбор – закончить как он или… Что? Какая была альтернатива?