Расплата. Трилогия

   Ночь прошла спокойно. С рассветом застопорили машины и приступили к погрузке угля. Меня это удивило. До Камранха -- всего 60 миль. Почему? Странно... И адмирал сегодня какой-то странный, непоседливый, неразговорчивый, раздражительный... Нервной походкой, широко шагая, слегка приволакивая ногу, появляется то на одном мостике, то на другом, ненадолго скрывается в своем помещении, снова бродит по юту, справляется с записной книжкой, что-то отмечает, то хмурится, то улыбается (первое чаще), словно сам с собой разговаривает.

   -- Что это с "нашим"? Муха укусила или вожжа под хвост попала? -- обратился ко мне лейтенант В. (младший минер).

   Я не нашелся, что ответить.

   Того же числа (перед завтраком). Адмирал долго говорил с флагманским штурманом. О чем -- неизвестно. Однако штурман прибегал в рубку за генеральной картой "от Гонг-Конга до Владивостока". Затем (у адмирала) интервью, весьма оживленное, со старшим механиком. Приказание запросить транспорты: у кого сколько угля для эскадры. Запрос: исправны ли котлы и механизмы для дальнего похода. В ответ почти все просили разрешения кое-что перебрать и пересмотреть, но в срок нескольких часов; самый долгий срок заявил "Наварин", но и тот обещал быть готовым к 3 ч. пополудни. Мне кажется, что решается судьба эскадры, наша судьба... Лейтенант С. того же мнения.

   Что вы думаете? -- спросил я его. -- По-видимому, "наш" решил попытаться махнуть прямо во Владивосток. Это -- идея. Японцы нас прозевали -- факт несомненный. Пусть след нашелся. Но какой? Скажем: завтра же англичане сообщат им, что видели нас идущими к берегам Аннама; госпитальный "Орел" придет в Сайгон -- лишний намек на то, что мы поблизости. Пока разберутся -- мы уж пройдем Формозу.

   Вы знаете мой взгляд на положение дел, -- ответил С, -- но если он неосуществим, то я, конечно, присоединяюсь к вашему. Вперед! На поход, даже на бой, в данный момент у публики еще хватит пороху. На ожидание -- нет. Скиснут, сдадут... И уж если вперед -- то теперь же! И главное -- отсюда же, с моря, не заходя ни в какую бухту, не вступая в телеграфные сношения!.. Там, -- он злобно погрозил кулаком по направлению к Сайгону, -- наверно, уж лежат директивы, написанные высоким слогом, в которых главную роль играет упование на силы небесные!.. Пока они нас не достигли -- руки развязаны. А станем на якорь -- все к черту! Повиснем на телеграфной проволоке! (Как оказалось впоследствии, лейтенант С. был глубоко прав, 3/16 апреля агентство Гаваса разослало по всему миру следующую телеграмму из Петербурга: "Рожественский будет ожидать Небогатова". Очевидно, это не могло быть решением адмирала, но было решением Петербурга, принятым немедленно по получении известия о прибытии эскадры в Камранх. Не говоря про само решение, какая преступная болтливость!)

   За столом адмирал, против обычая, ни с кем не заговаривал. Тотчас после завтрака ушел в свой кабинет. Около 1 ч. пополудни неожиданно появился на верхнем мостике и приказал потребовать, чтобы все суда немедленно, по точному обмеру угольных ям, донесли о наличии угля. Распоряжение совсем необычное, казалось бы, даже излишнее (Ежедневно утром все суда сигналами показывали "утренний рапорт", заключающий в себе сведения о наличии к 8 ч. утра угля, пресной воды, числе больных и арестованных, о температуре в погребах и т. п. Вторичный запрос о том же, в тот же день, являлся только контролем).

   "Ну, -- подумал я, -- видимо, решился. В добрый час!" Как и следовало ожидать, все показывали на 100--150 тонн больше, чем при утреннем рапорте. Только "Александр" что-то медлил ответом. Сделали ему напоминание. Наконец ответил... Смотрим -- ничего не понимаем... Заработал семафор: "Нет ли ошибки в сигнале? Вы показываете на 300 тонн меньше, чем утром!" -- Увы! -- оказалось, что этот сигнал совершенно верен, что ошибки в нем нет... Наоборот -- им исправляется целый ряд ошибок, допускавшихся при показывании утреннего рапорта... Наличие там определялось обыкновенно не обмером угольных ям, а списыванием суточного расхода с запаса, числящегося по журналу и состоящего из угля, принятого в Носи-бэ и до принятого в пути во время погрузок в море, которых, не считая сегодняшней, было пять. В результате -- просчет, т. е. нехватка -- 400 тонн.