Расплата. Трилогия

   Из Сингапура на пересечку курса эскадры выбежал маленький пароходик под флагом русского консула. Хоть и лестно было бы повидать его лично, узнать все новости, но для этого пришлось бы останавливать эскадру. Ограничились тем, что командировали один из миноносцев принять депеши и затем на ходу (это было организовано) передать их к нам. Сдав пакеты миноносцу, пароходик догнал эскадру и некоторое время шел рядом с "Суворовым". Консул кричал, что им собраны все газеты, какие попались под руку в этой спешке; кой-каких, может быть, нет, а потому главнейшие новости он передавал в рупор.

   Между прочим, оказывается, что всего три дня тому назад японские крейсера заходили в Сингапур, а теперь, по имеемым сведениям, их эскадра ушла на север Борнео. Похоже, что нас начисто прозевали.

   В 7 ч. вечера прошли маяк на острове Pedro Branco. Впереди -- Южно-Китайское море.

   27марта. Ночь прошла спокойно. В 6 ч. утра застопорили машины. Миноносцы (их уже не ведут на буксире) принимали уголь. В 11 ч. утра тронулись дальше.

   28 марта (2 ч. пополуночи). Вчера за день так выспался, что теперь сон не берет. Думаю, если даже японцы собираются напасть, то все же раньше, как завтра, мы их не увидим, -- от Лабуана на пересечку нашего курса 600 миль. Возможно, что близко бой. Внимательно прислушиваюсь к собственным мыслям, припоминаю разговоры офицеров между собой, стараюсь дать себе отчет в господствующем настроении... Ничего -- настроение бодрое, спокойное... Пожалуй, даже слишком много спокойствия -- почти равнодушие к собственной судьбе; а ведь с этой судьбой тесно связана и судьба нашего дела... Явный результат переутомления. Устали все мы. Нервы притупились. Отдых невозможен. Ну, так скорее бы конец... Наш спешный выход с Мадагаскара изрядно всех подбодрил. Удачный проход Малаккским проливом тоже вызвал немалый подъем духа. Дух бодр. Это чрезмерное спокойствие, почти равнодушие, почти подавленность, которых нельзя не отметить, являются результатом причин чисто физических. В бою все встряхнутся, и дух вступит в свои права. На бой нас еще хватит. Хотя... нельзя передерживать -- силы на исходе... Чтобы скоротать время, читал переводный роман "Жертва Авраама" из времен бурской войны какого-то Ионсона, должно быть, участника самой войны. Странное дело, нашел много мыслей, которые и мне приходили в голову в Порт-Артуре, особенно после первых столкновений с неприятелем. Так, на пример, эти слезливые "ахи" и "охи" по поводу участи бедных раненых. Я не говорю про офицеров, свободно, по доброй воле избравших военное дело, а значит, и войну со всеми ее последствиями, своим ремеслом, -- нет, я говорю только про нижних чинов, служащих по призыву, обязанных служить, вне зависимости от их склонностей. Здорового парня берут из его семьи, везут за 10 000 верст, заставляют драться с неведомым врагом, неведомо за что, а когда он, израненный, окажется на койке госпиталя -- сердобольные особы поят его чаем, угощают вареньем и "так жалеют бедненького"!.. Я ничего не имею против чая с вареньем и всяких других удобств, но эта жалость кажется мне глубочайшим лицемерием. Мало того, она, эта жалость, обидна для раненых.

   Их страдания заслуживают более серьезного отношения. Человека послали на смерть и увечья, а когда это случилось -- его жалеют!.. Да разве он не вправе сказать: "Не оскорбляйте меня вашим запоздалым состраданием! Раньше надо было думать об этом! Если бы не мне, а тем, что теперь проливают слезы, самим пришлось идти на войну, если бы не было у них под рукой всегда готового пушечного мяса, -- они были бы осторожнее!"... Это верно -- "были бы осторожнее" -- но никакая осторожность не в состоянии коренным образом устранить самую возможность войны, а значит -- и смерти, и увечья сотен тысяч людей.