На палубе стоял оживленный говор, смех, шутки, "крылатые слова"... Но не без некоторого, особого оттенка.
Заснуть, что ли, пока не застукали? -- острил молодой матрос, примащиваясь поудобнее и прикрываясь брезентом от палящих лучей солнца.
А ты не болтай зря! "Она" все слышит! -- сурово оборвал его старший товарищ...
Маленькая, но характерная подробность: обходя батареи, я поздравил с Георгием комендора XV орудия, Малахова, который, будучи ранен, после перевязки немедленно вернулся к своей пушке и продолжал исполнять свои обязанности.
Странно было видеть, как этот человек, только что смело глядевший в лицо смерти, вдруг потупил вспыхнувшие радостью глаза и не то смущенно, не то недоверчиво промолвил: "Это... уж как начальство..."
Я даже рассердился.
-- Какое начальство? Пойми ты, рыбья голова, что по статуту заслужил! Тут ни командир, ни я -- ничего не смеем! Начальство не даст -- до самого Царя дойти можешь! По закону требовать!..
Кругом все примолкли, поглядывая не то с любопытством, не то с недоверием... Кажется, они впервые услышали, что закон выше воли начальства... Я поспешно прошел дальше, сам недоумевая, что сделал неожиданно вырвавшейся фразой: поддержал или подорвал дисциплину?..
Около 3 ч. дня легли курсом SO 62R. Крейсера держались левее броненосцев, в расстоянии от них 15--20 кабельтовых, вне сферы действия случайных перелетов неприятельских снарядов. Шли средним ходом, а иногда, чтобы не обгонять главные силы, вынуждены были давать даже малый.
В начале 4-го часа пополудни стрельба прекратилась вовсе. Главные силы японцев, держась позади нашего правого траверза, удалились на такую дистанцию, что над горизонтом были видны только их трубы, мостики и возвышенные надстройки. Что это значило? Может быть, они исправляли полученные повреждения?.. Во всяком случае, мы, при 12--13 узлах, заметно уходили вперед. Дорога была свободна... Если бы только наши броненосцы могли развить на деле ту скорость, которая значилась за ними по данным справочной книжки!..
По сигналу с "Цесаревича" команде дали ужинать.
Наша колонна сблизилась с колонной броненосцев. Начались переговоры флажками (ручной семафор). Спрашивали соседей и приятелей: что и как? Ответы получались утешительные.
-- Кажется, посчастливилось!.. -- не удержался было один из самых молодых...
Но его сейчас же резко остановили: моряки еще суевернее охотников и пуще всего боятся "сглазу".
Между тем японцы, оправившись и сделав свои дела (какие? -- кто их знает...), опять начали нагонять нас.
В 4 ч. 15 мин. расстояние было 51 кабельтов.
В 4 ч. 40 мин. -- 47 кабельтовых.
В 4 ч. 45 мин. вновь завязался бой.
Так как крейсера оказались в области перелетов, им было приказано отойти от броненосцев на прежнюю дистанцию -- 20 кабельтовых. Мы повернули "все вдруг" на 4R R влево, а затем, удалившись на указанное расстояние, опять легли на эскадренный курс и в течение 1 '/2 часа были только свидетелями боя, не принимая в нем непосредственного участия.
Японские крейсера, не только старые, но и три "собачки" ("Иосино" к этому времени уже не существовал.), и два броненосных (как казалось -- "Асама" и "Якумо") тоже держались в стороне, словно выжидая исхода поединка главных сил. Старые с "Чин-Иеном" во главе смутно виднелись на N, а остальные -- на SW.
По-моему, за весь день это был промежуток времени самый тяжелый: сложа руки смотреть, как другие дерутся!..
Надо заметить, что японские снаряды при разрыве давали целые облака дыму -- зеленовато-бурого или черного. Каждое их попадание не только было отчетливо видно, но в первый момент производило впечатление катастрофы. Наоборот -- только в бинокль, да и то с большим трудом, можно было различить легкое прозрачное облачко, которым сопровождался разрыв нашего, удачно попавшего, снаряда, снаряженного пироксилином или бездымным порохом.
Это обстоятельство особенно удручающе действовало на массу команды, мало знакомой с техникой артиллерийского дела.
-- Наших-то как жарят!.. А им хоть бы што!.. Словно заговоренные!.. Отступилась Царица Небесная!.. -- то тут, то там слышались скорбные замечания.
Все бинокли, все зрительные трубы были пущены в оборот; всем наблюдателям было приказано о всяком замеченном попадании наших снарядов в японские корабли сообщать громко, во всеуслышание...
-- Нечего на своих-то глаза таращить! Без потерь нельзя! На то и война! Ты на "него" смотри! "Ему" тоже круто приходится! Чья возьмет -- воля Божия! -- говорил я, обходя батареи.
Однако настроение становилось все более и более мрачным... Не скажу, чтобы оно грозило паникой. Нет. До этого было далеко. Люди были хорошо обстреляны, полны решимости драться до последнего. Чувствовалось только, что все они поглощены тревожной думой: "Выдержат ли наши?.." -- Сомнение... А в бою сомнение -- это уж нехорошо...