Расплата за предыдущую жизнь

— Это нормально, мой друг! — Вилли, чтобы не смущать одевающегося Колю, встал и стал смотреть в окно, продолжая время от времени делать небольшие глотки коньяка. — Солдаты на войне должны расслабляться, иначе от смерти, страха и крови можно сойти с ума. Ванда приятная полька и хорошо говорит по-немецки. Надеюсь, что и в кровати она тебя не разочаровала. Это, как говорится, лирика. На столе сопроводительные документы на имя ефрейтора Никласа Страшнофф. Ты обычный ефрейтор, который возвращается в Берлин в отпуск. Вейске повезёт остальные бумаги. Они засекречены. О своём «будущем» ни слова. Веди себя естественно, как и положено отпускникам. Завтра с утра за тобой заедет Вейске. Будь готов к восьми часам. Надеюсь, что вскоре мы встретимся. В Берлине.

Коля стоял перед ним навытяжку, наглаженный, вот только не бритый.

— Побрейся, обязательно. Женщины любят либо бородатых, либо чисто выбритых. И одеколон не забудь, — он поставил недопитый коньяк в бокале на стол, покрутил его. — Удачного полёта! В воздухе красных окруженцев нет, так что можно не беспокоиться по этому поводу.

Коля проводил гауптштурмфюрера до двери.

— На улицу не выходи. Не надо лишний раз рисковать.

Ванда согрела воду, подала бритвенный прибор и с улыбкой ушла в другую комнату. На кухне под полотенцем ждал обед. На душе Коли было светло. Убийства людей стали нереальными, словно произошло давно. Перед глазами мельтешили красочные картинки Берлина, которые внезапно сменялись прелестями Ванды. Цивилизация! Он добился той жизни, которой достоин! Его оценили по-настоящему!

День пролетел незаметно. Ванда вовсю старалась сделать приятное «немецкому» мальчику. Ей ведь никто не раскрыл маленького секрета, что Коля — русский.

Утром Ванда разбудила Колю, напоила крепким кофе с бутербродами, поцеловала на прощание. Небольшой свёрток с продуктами и термос с горячим напитком аккуратно сложила в ранец к свежему белью и мыльно-рыльным принадлежностям.

Вейсе ждал у машины. Мягко кивнул на приветствие и указал на заднее сиденье. Спереди и сзади по дороге на аэродром их сопровождали мотоциклисты в форме полевой жандармерии.

Самолёт с чёрными крестами на крыльях и хвосте казался огромным. Коля заворожено смотрел на него, а где-то в глубине, внутри ему послышался голос, который говорил, что не следует лететь на этом самолёте. Но голос оборвал Вейсе, который после разговора с пилотом скомандовал посадку. Коля забрался внутрь самолёта по металлическому трапу. Здесь уже были закреплены какие-то ящики и тюки. Из пассажиров их оказалось четверо. Вейсе, Коля и пехотный майор с портфелем и денщиком.

Рыжий денщик пару раз попытался заговорить с Колей, но взгляд Вейсе каждый раз заставлял его заткнуться.

Взлёт получился тяжёлый, трясло неимоверно. Коля с трудом сдержался, чтобы не показать свой завтрак всем присутствующим. Когда оторвались от земли, заложило уши, будто в них напихали уйму ваты. Несмотря на это всё сердце пело. Хотелось поскорее оказаться в Берлине, и в то же время хотелось обратно, в объятия горячей Ванды. Они пролетели совсем ничего, когда из кабины вышел пилот и сказал о русских истребителях, которые непонятно откуда взялись. Показал на закрытые брезентом тюки.

— Наденьте парашюты, на всякий случай. Нас прикрывают две пары наших асов, но кто знает этих русских. Они способны на всё!

С парашютом сидеть оказалось совершенно неудобно. По крайней мере, Коле. Вейсе показал, что надо делать, если придётся прыгать.

Внутри Коли опять колыхнулось чувство опасности, но спокойствие Вейсе, загнало чувства глубже внутрь. Чтобы не думать о происходящем, он стал вспоминать приятные моменты прошедшего дня и ночи. Коля отрешился от всего, закрыл глаза и внезапно провалился в сладкую дрёму…

Что-то неправильное заставило открыть глаза. Самолёт издавал другой звук. И, кажется, они теряли высоту. Напротив, у другого борта, сидел майор с открытыми глазами, в которых читался ужас, а в ногах лежал денщик с развороченной головой. Бледный Вейсе что-то кричал, но шум мотора и ещё чего-то не давал разобрать слов. Коля увидел, как тот зажимает одной рукой бок. На мундире расплывалось красное пятно, словно распускалась алая роза.