Расплата за предыдущую жизнь

Ждать пришлось до вечера. Состав из шести вагонов остановился, с платформы соскочили несколько немецких солдат. Два крытых вагона были с открытыми дверями, три закрыты, а в один загнали всех пленных со станции. Дверь с шумом захлопнулась, и вагон погрузился в темноту. Расселись прямо на полу, на не строганных досках. Все молчали. Через полчаса состав тронулся.

Сколько времени находился состав в пути, никто не знал. За время движения ещё дважды останавливались, и было слышно, как в соседние вагоны загоняли людей.

Когда открыли двери вагона, то во внутрь ударил мощный луч прожектора, ослепляя привыкших к темноте пленных. В вагон ворвался захлёбывающийся лай собак. Недвусмысленные бряцания оружия и жесты дали понять, что надо выходить и следовать к грузовику с тентом. Тюляпин смотрел исподлобья на освещённый в ночи прожекторами немецких солдат, застывших по сторонам и образовавшим живой коридор, и думал о том, что Пётр прав, надо бежать.

Уже в кузове, Пётр поделился своими размышлениями.

— Мы в Барановичах. И насколько я понимаю, нас везут в пересыльный лагерь. Оттуда буду распределять в другие лагеря.

— Сколько не пытался уйти от Барановичей, а всё равно оказался в Барановичах, — с грустью проговорил Тюляпин.

Везли недолго. Из машины, при свете прожекторов и автомобильных фар, пленных прогнали за широкие ворота, опутанные колючкой, и построили на плацу.

Плац освещался прожекторами с ближних вышек, которых видно не было, но было понятно, что прожектора укреплены на них.

Немецкий офицер, уже довольно не молодой, медленно прошёл вдоль строя. На уставшем лице только гримаса презрения.

На ужасном русском языке офицер произнёс несколько слов.

— Побег — смерть! Неповиновение — смерть! Красная агитация — смерть!

После этого их загнали в отдельный барак и закрыли. Земляной пол без каких-либо лежанок. Еды за всё время им так и не дали. Тюляпин морщился, когда живот издавал голодные вопли, но ничего с этим поделать не мог.

Пётр разместился рядом и пытался как-то подбодрить себя и окружающих, но его, скорее всего, никто не слушал, как и Тюляпин. Тяжёлые мысли навалились вместе со сном, придавили и выключили сознание.

Утром, когда солнце уже пыталось проникнуть внутрь через узкие щели барака, открылась дверь, и на пороге появились четыре немецких солдата, офицер и мужичок с подобострастным лицом в костюме и сапогах.

Офицер что-то сказал, мужичок перевёл.

— Выходить, когда вызовут. По сторонам не смотреть. Отвечать, когда спрашивают. Отсюда распределят по баракам.

— Жрать дадут? — раздался голос из дальнего угла.

Офицер ухмыльнулся и что-то сказал мужичку, тот быстро закивал головой.

— Те, кто желает служить великой Германии, могут получить еду сразу после выхода за ворота барака, остальные только в обед.

Два солдата навели винтовки на ближнего пленного и показали на выход. Офицер поправил фуражку, окинул взглядом военнопленных. Одёрнул китель и торопливым шагом вышел наружу. Сзади, как привязанный, засеменил мужичок. Дверь захлопнулась.

— Карточку заполнять будут, — буркнул Пётр, укладываясь спать.

— Какую карточку? — спросил Тюляпин и примостился рядом.

— Карточку военнопленного. Они же педанты. Каждого пленного регистрируют, заводят на него учётную карточку.

— А ты откуда это знаешь? — удивился Тюляпин. — Ты что, из будущего?

— Чего? — Пётр взглянул на знакомца, как на идиота. — Сам ты из будущего! Я уже был в плену и эту процедуру проходил. Вот второй раз угодил. Опять убегу.

Тюляпину хотелось сказать, что он то, точно из будущего, но промолчал. Вон, итак за идиота принял. Лёг рядом и закрыл глаза.

Удар по спине отозвался болью. Он открыл глаза и увидел перед носом дуло винтовки. Сообразил, что пришла его очередь. Пётру тоже досталось, и видно, больнее, чем ему. Тот сидел на корточках и пытался восстановить дыхание.

Солнце ударило в глаза, Тюляпин зажмурился, и тут же получил удар прикладом в плечо. Пошёл, закрывая то один глаз, то другой, и привыкая к яркому свету.

Его провели в кабинет небольшого здания, в котором большую часть пространства занимал широкий стол к кучей бумаг, чернильницей и нескольких перьевых ручек.

Тюляпина насильно усадили на табурет перед столом, за которым сидел писарь, рядом стоял офицер со своим мужичонком. Повторилось тоже, что и в бараке. Офицер говорил, мужичок переводил, плюс добавился писарь.

— Фамилия, имя часть, специальность?

— Тюляпин Аркадий Иванович…

Бланк был заполнен, но офицер задал ещё один вопрос, а мужичок перевёл.

— Специальность! Почему не ответили на вопрос?

Тюляпин подумал немного. Сказать, что нет специальности? Или назвать любую? Зачем им это? В прошлом будущем права были, и немного пришлось поездить на грузовике военных лет. Тяжело, конечно, но интересно. Может, шофёром назваться?

— Шофёр, — сказал он.

— О! — воскликнул офицер на перевод мужичка и что-то затараторил на своём непонятном языке.

— Господин офицер спрашивает, готов ли ты сесть за руль грузовика?

— А чего не готов? Готов. Только воевать против своих не буду.

— Этого не потребуется. Смыгин! Забирай!