Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться

Сегодня наша область информационного охвата велика — главным образом за счет газет, радио и прочих массовых переносчиков новостей. Я уже изложил подробно этот довод. Наиотборнейшие, леденящие душу истории совпадений получили возможность распространяться среди огромной аудитории, прежде немыслимой, которая внимает им, затаив дыхание. Но, как мне думается, естественный отбор, действовавший на наших предков, настроил наш головной мозг на гораздо меньшую частоту совпадений, соответствующую реалиям небольшого поселения. И мы поражаемся совпадениям потому, что наш порог изумления установлен неверно. Естественный отбор отлаживал наш субъективный размер сосопосо в маленьких поселениях, а теперь эти настройки устарели, как и многое другое в современном мире. (Сходными аргументами можно объяснить, почему мы так истерично боимся тех опасностей, о которых много пишут в газетах. Быть может, у беспокойных родителей, которым за каждым столбом, стоящим на пути их чада из школы, мерещатся рыщущие в поисках добычи педофилы, тоже «сбиты настройки»?)

Мне кажется, есть и еще одна, более специфическая сила, подталкивающая нас в том же направлении. Подозреваю, что жизнь современного индивидуума больше насыщена впечатлениями на единицу времени, чем жизнь нашего первобытного предка. Она не ограничивается тем, чтобы проснуться утром, раздобыть себе пропитание тем же способом, что и вчера, поесть один или два раза и снова лечь спать. Мы читаем книги и журналы, смотрим телевизор, перемещаемся с огромными скоростями в незнакомые места, встречаем тысячи людей на улице по дороге на работу. Число лиц, которые мы видим, разнообразных ситуаций, в которые попадаем, отдельных событий, которые происходят с нами, намного больше, чем у наших предков-поселян. Это означает, что количество возможностей для совпадения, с которыми сталкивается каждый из нас, больше, чем было у наших предков, а следовательно, и больше, чем наш мозг в состоянии оценить. Вот еще один, дополнительный эффект, вдогонку к уже упомянутому мной эффекту размера популяции.

С учетом этих двух эффектов мы теоретически могли бы заново откалибровать самих себя — научиться приводить свой порог изумления в соответствие с современной численностью популяций и современным богатством впечатлений. Но эта задача, по-видимому, непроста даже для умудренных опытом естествоиспытателей и математиков. Раз мы все еще удивленно ахаем по прежним поводам, а прорицателям и медиумам, экстрасенсам и астрологам удается так неплохо на нас наживаться, значит, мы, в массе своей, не обучаемся менять собственные настройки. Судя по всему, те участки нашего головного мозга, которые отвечают за интуитивную статистическую оценку, застряли в каменном веке.

Это касается, вероятно, и интуиции в целом. В своей книге «Противоестественная природа науки» (1992 г.) выдающийся эмбриолог Льюис Вольперт утверждает, что наука трудна для понимания по той причине, что она более или менее постоянно контринтуитивна. Это противоречит точке зрения Томаса Генри Гексли («бульдога Дарвина»): тот считал, что наука является «не чем иным, как вышколенным и организованным здравым смыслом, отличаясь от него только тем, чем ветеран отличается от неопытного новобранца». По мнению Гексли, методы науки и здравого смысла «отличаются друг от друга не больше, чем приемы гвардейца в рукопашном бою отличаются от того, как дикарь орудует своей дубиной». Вольперт же настаивает на том, что наука чрезвычайно парадоксальна и неожиданна — она скорее пощечина житейской мудрости, чем ее продолжение, — и его аргументы очень убедительны. К примеру, каждый раз, выпивая стакан воды, вы проглатываете хотя бы одну молекулу, побывавшую в мочевом пузыре Оливера Кромвеля. Это следует из замечания Вольперта о том, что «молекул в стакане воды больше, чем стаканов воды в океане». Ньютоновский закон, утверждающий, что тело остается в движении до тех пор, пока внешняя сила его не остановит, контринтуитивен. Так же как и открытие Галилея, согласно которому при отсутствии сопротивления воздуха легкие предметы падают с той же скоростью, что и тяжелые. Так же как и тот факт, что твердые вещества, даже прочнейший алмаз, почти целиком состоят из пустоты. В своей книге «Как работает мозг» (1998 г.) Стивен Пинкер проводит всестороннее обсуждение, проливающее свет на эволюционные корни нашей интуиции в вопросах физики.

Существенно большую трудность представляют собой выводы из квантовой теории. Они полностью подтверждаются экспериментально с поразительным по убедительности количеством знаков после запятой, но при этом настолько чужды сформировавшемуся в ходе эволюции человеческому мозгу, что даже профессиональные физики не понимают их на интуитивном уровне. Похоже, не только наша интуитивная статистика, но и весь наш головной мозг застрял в каменном веке.

Глава 8 Высоких символов туманный рой