Распускающийся можжевельник (ЛП)

— И я медицинский работник, отвечающий за это учреждение. Мой долг — расследовать нарушения, которые могут дорого нам обойтись.

— Во что нам это обошлось?

— Как ты думаешь, что именно могло случиться с маленькой девочкой в лагере, полном разъяренных мальчиков-подростков?

— Почему бы тебе не спросить своего сына?

Глаз Эрикссона вздрагивает от движения его челюсти.

— Сделай свой выбор.

— И каковы будут последствия для меня после этого?

— Ничего. Никто не пострадал. От нее избавятся, и ты вернешься к своей работе. Я не заинтересован в том, чтобы терять свои таланты из-за чего-то столь мелкого, как недоразумение.

— В таком случае, я выбираю, чтобы ее отправили к Рейтерам.

— Что? Воздух вырывается из моих легких, мышцы холодеют от паралича. — Доктор! Доктор, пожалуйста! Что вы делаете?

Отводя от меня взгляд, доктор Фалькенрат качает головой.

— Мне жаль, Дэни.

Глава 22

Рен

Жирный кусок мяса, которое я жарю, шипит и хлопает на сковороде, когда Шестой входит в кухню.

Его волосы отросли примерно на дюйм от макушки, все еще аккуратные после папиной стрижки, а кожа приобретает бронзовый оттенок после вчерашней работы в поле. Он одет в ярко-синюю футболку, которую я купила для него на рынке, которая в сочетании с его темно-каштановыми волосами заставляет его глаза округлиться. Тени позади них, кажется исчезли, и в последнее время он гораздо спокойнее спит в моей постели.

Папа сидит за столом, читая один из своих медицинских журналов, в то время как я стараюсь не пялиться слишком долго на Шестого, хотя судя по тому, как он смотрит на меня в ответ, он кажется не слишком озабочен привлечением внимания старика.

С каждым днем он каким-то образом становится все привлекательнее. Или, может быть я просто влюбляюсь в него все больше и больше. Глубже.

Подойдя ко мне сзади, он тянется к буфету за стаканом, положив другую руку мне на бедро. Если бы не папа, он несомненно наклонился бы, чтобы поцеловать меня в затылок, как он часто делает.

Сняв со сковороды мясо и яйца, я поворачиваюсь и готовлю завтрак для всех нас троих.

Папа закрывает книгу и отхлебывает кофе.

— Мне нужно, чтобы ты сегодня выполнила для меня одно поручение, Рен. Один из мальчиков Шоу порезал ногу, прыгая с каньонов. Это довольно неприятный порез. Мне нужно, чтобы ты принесла припарку для его матери. У меня есть еще кое-что, чем нужно заняться этим утром.

— Конечно, папа. Однако чувство страха скручивается у меня в животе. Я терпеть не могу "Шоу Бойз" и их друзей. А девочки, которые заискивают перед ними, еще хуже они всегда шепчутся обо мне. Рожденные политиками и военными лидерами для общества, все они надменные дети, которым никогда не выжить за стеной.

— Будет лучше, если Шесть останется здесь. Мы не хотим, чтобы кто-нибудь его узнал. Вам двоим будет полезно провести несколько часов порознь.

Разочарование подступает к моему рту быстрее, чем я могу его остановить, и я выпаливаю: —Что это должно значить?

— За последние две недели ты дважды пропустила уроки, отправляясь на свои исследования.

— Я учила Шестого писать несколько слов, папа. Теперь он может составлять предложения.

— Я очень сомневаюсь, что такие навыки пригодились бы ему здесь.

Иногда его холодность режет глубоко, а иногда оставляет неглубокий порез, напоминая мне, что счастье недолговечно.

— Это шоу парней не заслуживают твоей помощи, папа. Они всего лишь кучка панков. Я не утруждаю себя тем, чтобы сказать ему, что они называют его сумасшедшим и бесполезным за его спиной.

— Что это такое, меня не касается. Ты доставишь эту припарку сегодня утром, это ясно?

Раздраженно я тыкаю вилкой в яйца, которые мне больше не нравятся.

— Да.

Как только с завтраком покончено, папа отправляется туда, куда он ходит каждый день. Я все еще не знаю, и я научилась избегать задавать вопросы, которые запускают его защиту. Вместо этого, это остается внутри постоянно растущей пустой пустоты в моей голове.

Руки подхватывают меня сзади, и я крепко обвиваюсь вокруг его шеи, пока Шестой несет меня вверх по лестнице в мою спальню. Он осторожно кладет меня на кровать и снимает рубашку. Обычно мы бы подождали, пока закончатся дела по дому, чтобы заняться делами, но сегодня утром он выглядит встревоженным…загнанным. В его глазах нет веселья, когда он снимает одежду с моего тела шорты и рубашку.

— Шестой, что на тебя нашло?

Его лицо непроницаемо, когда он сбрасывает штаны на пол, высвобождая свою твердую длину. Матрас скользит по моей спине, когда он подтягивает мои ноги к краю кровати. Он направляет свой кончик к моему входу, и его челюсть напрягается от одного грубого толчка внутрь, который выгибает мою спину, мои пальцы крепко сжимаются на простынях.

Вместо медленных и уверенных движений, его движения быстрые и яростные, как будто он ищет быстрого освобождения. По его коже струится пот, и ворчание в моем ухе придает решимости, когда он набухает внутри меня, его твердость упирается в мои стенки.