Сын небольшого петербургского чиновника, Григорий Николаевич деревни и народа совершенно не знал. То, что успел он увидеть из жизни народной в редкие наезды к Сергею Терентьевичу, вызывало в нем своей дикостью и грубостью недоумение, пугало его, и он прямо не знал, что думать. И вот теперь он попал на островок какого-то совершенно другого народа, честного, трезвого, чистого. Невольно вставала жуткая мысль: те остались в лоне церкви - ее врагом Григорий Николаевич не был ни в малейшей степени, хотя многие явления современной церковной жизни и омрачали его, - и вот они заживо разлагаются, а эти ушли от нее и точно воскресли. Это резало глаза, и он никак не мог решиться установить тут связь причины и следствия... И впервые своими глазами увидел он то напряжение души народной, то искание правды, о котором он раньше только смутно слышал. Из деревни в деревню и из города в город ходили тайно представители всевозможных вероучений, и люди собирались вместе, и велись долгие напряженные беседы на самые важные и для Григория Николаевича темы.
Особенно сильное впечатление произвело на него первое собрание братьев, на котором выступал приехавший из Харьковской губернии старик субботник - или иеговист, - плотный, коренастый хохол в чистой свитке с заросшим до глаз волосами лицом, из зарослей которого ласково и пытливо смотрели умные глазки. Собеседование происходило в старинной просторной и чистой избе Никиты. Послушать иеговиста собралось человек пятьдесят. В избе было тесно и очень душно, но никто не обращал на это никакого внимания.
- Так вы говорите, что отвергаете в Святом писании все, чего не можете понять и что несогласно с вашим разумением? - с приятным хохлацким акцентом говорил приезжий. - Ну а как же, например, чудеса? Тоже отвергаете?
- Как кто... - отвечал Никита. - Одни отвергают, а другие признают, но только в духовном смысле... Исцеление слепого Христом, к примеру, понимают так, что Христово учение исцеляет духовную слепоту: мы все слепые были, а теперь прозрели. Хождение по морю - так, что Христос ходит и не тонет в море страстей человеческих, в котором тонул малодушный Петр. Ад и рай, к примеру опять, понимают так, что рай это чистая перед Богом совесть, а ад, геенна огненная, где плач и скрежет зубовный, - нечистая... И все в таком же роде. Ну только это все равно: отвергать чудеса и прочее все или объяснять духовно, мы на это не смотрим, это не суть важно: надо только, чтобы люди в главном согласны были - в заповеди любови к Богу и братьям... В этом и есть солнце правды, - сказал он, положив руку на Новый Завет, лежавший перед ним на столе с золотым крестом на черном переплете. - Ну только люди надели на эту правду, чтобы не обличились дела их, багряницу - ее-то мы и отвергаем...
- Что вы разумеете под багряницей? - спросил внимательно слушавший старик.
- А то, во что одели люди правду Божью, чтобы скрыть ее... - отвечал Никита. - И ризы золотые, и дым кадильный, и колокола, и обряда всякая, и чудеса, и догматы всякие... И люди говорят - слепые вожди слепых, - что все это от правды, от Евангелия, но это неправда, так как в Евангелии мир и любовь, и дружелюбие, а это все доставляет людям не жизнь благодатную, а только споры, ссоры да братоубийство...
- В этом мы совсем согласны с вами... - радостно сказал старик. - Перегородки нужно все уничтожить, чтобы все люди на свете имели одну веру. И тогда не будет ссор и братоубийства. Только по-вашему выходит, что кажний человек должен копать свой колодец, чтобы почерпнуть воды живой, а по-нашему, лучше принять общий колодец, один для всех, Святое писание. Потому разум у всех разный, и если всякий сам от себя рассуждать будет, то опять все мы за разные перегородки располземся...
- Вы говорите: рассуждать от себя... - возразил Никита. - Да от кого же еще рассуждать? И вы рассуждаете от себя, и апостолы, и пророки, все рассуждали от себя. Павел в «Посланиях» так и говорит:»Не думайте, что это Бог говорит, что я говорю, - нет, это я от себя». Вы говорите: один колодец будет писание, а мы говорим, что не писание людское, обветшавшее, а разум, данный человеку Богом, чтобы мог он отличать свет от тьмы и правду от лжи.
- Ну а от чего же расползлись мы все в разные стороны, как не от разума? - живо воскликнул старик.
- От тьмы. Тьма разъединяет, а разум соединяет, - сказал Никита. - И блуждания-то эти наши и есть копание колодца. Все копают в разных местах, а потом все соединится в одно, в один колодец разумения. В начале было разумение, и разумение было Бог, и Бог был разумение...
- Вот, вот! Видите, как вы все меняете! - стукнув ладонью по столу, живо воскликнул старик. - Разумение! У Иоанна стоит не разумение, а