Распутин

- Это верно, что там стоит Слово... - согласился Никита. - Ну, только мы это так понимаем, что слово и разумение - это одно. Разумение это в духе, а Слово это тоже разумение, но только уж в мире. Так было в начале, так будет и потом, когда будет едино стадо и един пастырь: разумение, любовь, Христос, Бог... Разумение надо ставить во главу угла, которое от Бога, а не старое писание от человеков, которые напутали много лишнего и людей с толку сбили...

- Так ведь и вы люди! - воскликнул старик. - Может, и вы путаете?

- Все может быть... - согласился Никита. - Так мы и говорим, что все это рассужение всякий для себя свое иметь может, пусть только одно, главное человек примет: заповедь любви... Вы ее принимаете?

- Всем сердцем! - дрогнувшим голосом отвечал старик, и в зарослях его лица засветились два теплых огонька.

- И ты принимаешь, Григорий Николаевич?.. - спросил Никита.

- Принимаю...

- И вы все принимаете? - обратился Никита к собранию.

- Принимаем... - дружно загудела толпа.

- Ну так выходит, что все мы здесь согласны, дорогой брат... Все у одного колодца... - сказал Никита тепло. - И спорить нам не о чем. Остается нам, значит, только одно: черпать воду живую и самим пить и других поить...

В душной избе произошло движение. Многие переглянулись сочувственно: хорошо ведет беседу Никита! Приезжий старик был, видимо, тронут, как и все.

- В этом мы, выходит, все согласны, братья... - сияя своими угольками в зарослях лица, тепло сказал он. - Наша общечеловеческая или новоизраильская леригия и состоит только в исполнении одного этого слова: любовь, то есть любовь к Егове и сердечное расположение ко всякому человеку. Только того принять мы можем, чтобы, значит, опровергать Святое писание и говорить, к примеру, что Христос, Спаситель мира, был человек. Из века в века переходило оно, как слово Божие, может, миллионы миллионов людей спасли на нем свою душу, а мы вдруг отвергать! Нет, братья, этого мы не можем...

- Так что же, так целиком вы его и принимаете? - спросил Никита.

- Все целиком...

- Как церковники, значит?

- А, нет! - живо воскликнул старик. - Церковники отдали его на службу царям и вельможам земным, а мы сделали из него меч духовный против князя тьмы. Церковь, как мы думаем, и есть та блудница, о которой сказано в откровении. И зла от нее в мире не есть числа... - доставая из-за пазухи небольшой пакет, продолжал он. - Я про вашу веру узнал, а теперь дозвольте мне рассказать вам про нашу... Я сперва прочитаю наше послание ко всем людям, а потом мы обсудим по частям его, и я укажу вам места в Святом писании, откуда что взято...

Он развернул старую, протертую на сгибах газету, в которую был завернут пакет, и вынул несколько маленьких тетрадочек. Все они были исписаны от руки очень мелкими печатными буквами. Некоторые строчки и слова были выписаны красными чернилами.

- Кто же это пишет так у вас? - спросил с любопытством Григорий Николаевич.

- А мы все... - отвечал старик. - У нас даже дети обучены этому.

У меня внучек по одиннадцатому годочку пишет так, что от книжки не разберешь...

- А для чего вы так пишете?

- А чтобы малограмотным читать было легче. Надо же войти в их положение... - отвечал старик. - Ведь мы рассылаем эти послания наши по всей России, и в Румынию, и в Канаду, и в Галицию. Надо, чтобы все люди познали истину, чтобы все соединились... А потом и на тот еще случай, если бы слуги антихристовы стали доискиваться, кто писал, - у нас много таких случаев было - так чтобы не видно было, чья рука. Ну, позвольте, я теперь прочитаю...

Он надел сильные очки с большими толстыми стеклами в грубой металлической оправе, подвинул к себе лампу и, раскрыв маленькую тетрадочку, отодвинул ее от себя на всю длину руки.