Рассеянная масса

Так получается, что дана
не одна жизнь,
не одна, не одна.

Прерывается линия

жизни, связи. Меняет канал.
А потом возвращается к нам,
вся в заоблачном инее.

Кто ж стеклянный такой, деревянный

наклонился над ямой неявной
и клянется здоровьем,
чтоб не стать посторонним.

Полных два года

пол уходил у меня из-под ног.
– Значит, сынок,
ты отделяешься от хоровода?
Или под честное слово
яма взяла отступного?

Время не меряно, я и не меряю.

Пусть недоверчивую материю
тонкая бритва сечет.
Что там еще-то скрыто на время учета?
Все на мой счет, за мой счет.

Два-полтора пустяка.

Новое время как лучшего лекаря
сводят с молекулами белка.
А несговорчивые молекулы
невелики и едва ли видны.

Страх без причины.

Черные метки (смотря со спины)
неразличимы.

* * *

Дорогая, будь добра —
на отдельной запиши бумажке:
наволочка, свитера,
нижние и верхние рубашки.

Скучен этот перечень ничей.

Вещи, пересчитанные дважды
или трижды. Несколько вещей.
Важно то, куда их передашь ты.

* * *

В этот темнеющий год
даже надежды темны.
Первая если придет
помощь – с какой стороны?

За горизонтом орда.

Хор в ожиданьи затих.
Небо, земля и вода
ждут миротворцев своих.

Тянется слой тишины

как запоздавшая весть:
с той и с другой стороны
наши сторонники есть.

Ветер впервые за нас.

И по воздушным волнам
облачный дальний запас
медленно движется к нам.

Туча меняет наклон.

Ястреб заводит крыло.
Первый лесной эшелон
в гору идет тяжело.

* * *

Славный сезонный строитель —
таджик, белорус,
прежний хозяин, теперь арендатор союза,
сделай мне дом из соснового крепкого бруса.
На недоступную гору, высокую крону
дом подними, но чтоб выдержал строганный брус
ветер и снег,
и пожизненную оборону.

* * *

Так ночь зарницами бледна
и молния близка,
что тьма кромешная видна
до каждого листка.

Несется свет из черных рам,

а гром не говорит.
Мгновенный вывешен экран,
он фосфором горит.

Горит, но запись не ясна,

и скоропись быстра.
Мысль понимает, что она
не молнии сестра.

Той быстроте преграды нет.

И прямо, без преград
в ослепший мозг заходит свет,
что зрению не брат.

* * *

Но засыпая среди мотыльков,
переворачиваясь во тьме,
к сердцу прижатый с обоих боков,
силой удерживаешь в уме
вспышку, зарницу, бегущую прочь.

И, отогнав темноту,

мысль превращается в белую ночь —
первую в этом году.

* * *

Узловая за разводами дождя
необъявленная станция к утру
закачается, плечами поводя.
Вот плечистая – на каждом по ведру.

Собираются за водным рубежом

и накатят, нарисуются из мглы
не оточенным простым карандашом,
мягким ластиком смягченные углы.

И сознанье заплывает в рукава.

Заплывает как намокшая трава,
засыпающая серая плотва.

Кудама