Расшифрованный Пастернак. Тайны великого романа «Доктор Живаго»

Когда Ивинская попросила деньги, чтобы нанять для своей дочери, Ирины Емельяновой, учителя английского языка, Пастернак не скупился на расходы. В качестве учителя был нанят агент КГБ, профессиональный шпион Юрий Кротков, участвовавший во многих провокациях, связанных с иностранцами, и в частности, в шантаже французского посла. Регулярные визиты этого «учителя» в квартиру Ивинской свидетельствуют о том, что ему было поручено вести наблюдения за Пастернаком и что кто-то (может быть, и сам Сталин) интересовался его интимной жизнью... Присутствие Кроткова в квартире у Ивинской, где она пыталась устроить литературный салон и куда приглашала иностранцев, хотевших встретиться с Пастернаком, говорит о том, что его пытались втянуть в какую-то провокацию.

После смерти Сталина Ю. Кротков эмигрировал в Америку (на самом деле сначала - в Англию. - Б. С.). Там он опубликовал воспоминания о своей прежней деятельности и о провокациях, в которых он участвовал; в том числе и похабные воспоминания о свиданиях Ивинской с Пастернаком. В Москве были сотни преподавателей, дававших частные уроки английского языка. Почему же Ивинская всем им предпочла Кроткова? Пригласила ли она его по собственной воле или была слепым орудием в руках карательных органов, от которых целиком зависела ее дальнейшая судьба? Не воспользовались ли они тем, что ей в те дни грозило уголовное преследование? (Н. Муранова имеет в виду дело сотрудников журнала «Огонек», публиковавших чужие рукописи, пришедшие в редакцию самотеком, под фамилией подставных лиц и получавших за это гонорары. Одним из подставных лиц была Ивинская. — Б.С.)...

Конечно, Пастернак, как все, слышал разговоры об «огоньковской панаме». Но известие о том, что Ивинская -одна из главных участниц этого дела и что она приехала к нему на дачу осенью 1948 года и затем сообщила ему о своей беременности, уже находясь под следствием, после нескольких вызовов в прокуратуру, было для него полной неожиданностью. Он полагал, что познакомился в «Новом мире» с интеллигентной порядочной женщиной, причастной к миру поэзии, и что материальное благополучие, царившее у нее в квартире, заработано таким же честным трудом, как его собственное.

Насчет Юрия Кроткова стоит заметить только, что наверняка Пастернак и Ивинская искали для Ирины не просто учителя, но хорошего учителя английского языка, а значит, либо много лет прожившего в Англии или Америке, либо в течение многих лет регулярно общавшегося с англоязычными иностранцами в СССР. А обе эти категории граждан в советское время всегда были объектом пристального внимания органов госбезопасности, и доля агентов и даже кадровых сотрудников советских спецслужб среди них была выше, чем среди всего населения в целом. Так что у Ивинской была весьма высокая вероятность в своих поисках чисто случайно нарваться на сексота. Тем более, как мы увидим дальше, Кротков в качестве учителя детей Ивинской проработал недолго, а от его преемника также требовали в МГБ показаний против Ивинской и Пастернака. Конечно, случайности тут не было, что, однако, совсем не означает, что сама Ольга Всеволодовна была осведомительницей. Просто Пастернак, как писатель опальный, за судьбой которого к тому же пристально наблюдал сам Сталин, наверняка был под колпаком у НКВД-МГБ, и подставить дочери его любовницы надежного учителя английского было делом чекистской техники. Юрий Васильевич Кротков действительно был завербованным агентом МГБ (но не кадровым сотрудником). По основной профессии он числился советским драматургом, написал опубликованную в 1952 году антиамериканскую пьесу «Джон - солдат мира».

В 196З году во время поездки в Англию Кротков выбрал свободу, затем переехал в США, где стал сотрудником «Нового журнала» и выпустил мемуары, где среди прочего рассказал и о романе Пастернака с Ивинской, но не словом не обмолвился, что она тоже была сексотом.

Явная пристрастность Муравиной проявляется и в полном отрицании за Ивинской каких-либо литературных способностей. Между тем Ольга Всеволодовна была очень неплохим переводчиком, да и собственные оригинальные стихи писала, пусть и не пастернаковского уровня. Вот, например, строки из ее перевода стихотворения новогреческого поэта Костиса Палмаса «Кассиани», написанного от лица византийской поэтессы века:

В испуге спряталась праматерь Ева,
когда мой громкий стон ворвался в рай.
О, не суди меня в порыве гнева и не карай!

О Всеблагой! Грехов моих так много!

Им люди объясненья не дадут.
Но бесконечно милосердье Бога,
и... страшен суд.

Эти строки читаются как автобиографическое признание самой Ивинской. Или еще, из Рабиндраната Тагора: