Тем не менее гражданское общество предлагает очень мощные средства для преодоления ограничений и поощрения равноправного сотрудничества женщин в процессе принятия решений [Henderson 2003: 91]. Только вот в России и других постсоциалистических государствах ожидания не совпали с теорией, и это вызвало сильное удивление североамериканских и западноевропейских ученых-феминисток и активисток. Лишь редкие группы активисток организовывались самостоятельно, но этот процесс не имел массового характера, и большинство смотрело на такие группы с недоверием. Напомню цитату Сьюзен Гал, которая предваряет эту главу:
Политическое не зависит ни от мнения людей о неравенстве, ни от стремления к самоорганизации, насколько бы вышеперечисленное не было важным. Политическое зависит от того, какие отличительные черты и виды деятельности считаются частью общественного по мере исторического развития гражданского общества [Gal 1997: 42].
Женские организации были массовым явлением только в середине 1990-х. Их распространение происходило по мере того, как так называемые реформы демократизации и либерализации порождали новые гендерные формы маргинализации и социальной изоляции.
У этого были исторические причины, о которых я говорила в предисловии. Отношение к «гендеру» при государственном социализме и в либеральных демократических государствах отличается. При социализме «гендер» не так сильно политизирован. Гендерная дискриминация не ощущалась. Безусловно, «гендер» был политизирован, но политизирован по-другому. Гендерные отношения были источником недовольства, но это недовольство было направлено на социалистическое государство, на его извращенную форму социальной инженерии, которая якобы кастрировала мужчин и чрезмерно эмансипировала женщин [Gray 1989].
Это несоответствие сразу бросилось мне в глаза, когда я начала свое исследование. Я обнаружила, что у моих российских друзей, не связанных с НПО, тема моей работы (активизм российских женщин) вызывала недоумение или едва скрываемое недоверие. Несмотря на перемены, которые беспокоили западных ученых-феминисток, гендерные реформы того периода (долгий декретный отпуск, законодательство, поощрявшее женщин не работать) казались им исправлением извращений коммунистической эпохи. Разговоры о женском движении и угнетении женщин отдавали риторикой советских времен, принуждением к политическому участию, системой привилегий и напоминали об официальных («искусственно навязанных») женских политических структурах.
Кто есть кто в первых женских группах? Шаг первый: феминизм эпохи диссидентов
Кто из независимых активисток был первым в таких неблагоприятных условиях? Кто приветствовал спонсорские организации, когда они появились в начале 1990-х годов? Что мотивировало этих женщин и чего они надеялись достичь? При позднем социализме «гендер» и другие термины и идеи западного феминизма стали значимыми для небольшой группы высокообразованных российских женщин из научной среды, таких, как Мария и Валентина. В результате они возглавили движение, направленное на формирование женского активизма, и сыграли решающую роль в установке связей с фондами и переносе их гендерных проектов в Россию.
Движение, позже получившее название второй волны русского феминизма, зародилось в конце 1970-х – начале 1980-х годов. Оно связано с диссидентским движением, возникшим в результате хрущевской оттепели. В это время некоторые журналистки и женщины-литераторы стали писать о своей жизни так, что это нарушало официальное представление о советской женщине. Альманах «Женщина в России», вышедший в самиздате, был первой феминистской публикацией. Его издавала Татьяна Мамонова, и он ходил в диссидентских кругах Ленинграда в 1979 году. Альманах рассказывает о случаях дискриминации в отношении женщин в политике, об абортах, ужасных условиях в роддомах и женских тюрьмах, о насилии против женщин. Эти темы в СССР официально не существовали [Marsh 1996: 286][84]
.