На этой волне был основан Московский центр гендерных исследований. Он открылся в престижном государственном учреждении – Институте социально-экономических проблем народонаселения РАН, и его исследователи были приглашены к участию в решении вопросов государственной политики. Ученые-феминистки использовали свое положение в государственных и окологосударственных структурах, чтобы исследовать и критиковать ход демократизации. Они стали политизированными в силу описанных мной реформ, которые привели к ужасающим масштабам женской безработицы, феминизации бедности и заметному снижению политического представительства женщин в новых демократических законодательных и исполнительных структурах. Группа ЛОТОС («Лига освобождения от социальных стереотипов»), из которой вырос Московский центр гендерных исследований (МЦГИ), предложила «тщательное феминистское исследование социальных схем, внедряемых в России (социалистических, перестроечных, демократических, рыночной системы) с точки зрения их гендерных программ» [Posadskaia 1994: 2], сделав вывод о том, что перестройка была «периодом постсоциалистического патриархального ренессанса» [Ibid.: 4]. В 1989 году группа смогла опубликовать эти взгляды в санкционированной партией газете «Коммунист».
В этот момент опыт западного феминизма и концепция «гендера» стали источниками, из которых возникли новые формы капитала [Gapova 2003]. Советские чиновники стали относиться к этим ученым-феминисткам с невольным уважением: хотя это направление на родине презиралось, в международных кругах оно было сродни валюте. Однако «гендер» был чем-то бо́льшим. По мере того как последствия рыночной экономики становились ощутимее, «гендер» стал мощной моделью, с помощью которой эти женщины начали строить собственную жизнь в контексте радикальных потрясений и нового расслоения общества. Слово «гендер», вначале популяризированное благодаря работам этих московских ученых, теперь начало распространяться через проводимые ими семинары и мастер-классы. Как выразилась белорусская исследовательница-феминистка Елена Гапова, этот термин «[дал] название проблеме, он соответствовал тревогам, которые у них – или у нас, посткоммунистических женщин? – были». Он помог «организовать фактуру личного опыта» во времена крупных социальных потрясений и нового расслоения [Ibid.: 6]. В то же время другие, негородские, неэлитные женские группы начали расти по всей Российской Федерации как грибы. В основном это были группы выживания; большинство этих женских организаций не занималось структурной критикой гендерных отношений и обычно относилось к феминистским идеям с большим скептицизмом [Bridger et al. 1996]. Неявно или явно они возникли как форма протеста против направления, которое приняли политические и экономические реформы в России. К таким группам относились организации многодетных матерей, профессиональные группы, такие как ассоциация «Женщины в науке и образовании» и широко известный Комитет солдатских матерей, выступавший за прекращение дедовщины в армии и против обязательной военной службы.
В 1991 году московские активистки предприняли первую попытку объединить разрозненные женские группы, инициативы и организации. В Дубне (город недалеко от Москвы) состоялся первый Независимый женский форум. В нем участвовали около двухсот женщин, включая Валентину и других членов «Женского света», представлявших 48 организаций со всей России. Там женщины познакомились друг с другом, и это подогрело интерес к зарождавшемуся женскому движению. Основной темой форума было ухудшение социально-политического положения женщин в России, а девизом – «Демократия минус женщина – не демократия».