Расширение прав и возможностей женщин в России

Британский совет был не одинок; его политика отражала общую тенденцию действий организаций, предоставляющих помощь на двухсторонней основе. В 1990-е годы правительства США, Канады и Германии, а также ЕС направляли значительные средства российским женским группам. Агентство США по международному развитию в рамках программы «Женщины и развитие» щедро спонсировала женские группы[92]. Были активны и частные организации, такие как Фонд Форда, Фонд Макартуров и Институт «Открытое общество» Джорджа Сороса[93]. Первым начал оказывать содействие Фонд Форда; в период с 1994 по 1999 год он выдал гранты в количестве 2 миллионов долларов на укрепление и институционализацию российского женского движения [Henderson 2003: 121][94]. Спонсорская помощь значительно изменила историю женского активизма. Как и заявляют спонсорские организации, во многих отношениях это «истории успеха». Число женских организаций стало расти. Они начали сотрудничать в рамках «сетей» невиданными темпами. На примере Марии видно, что поддержка фондов также позволила российским активисткам выйти на глобальный уровень. Агентства спонсировали участие россиянок в таких мероприятиях, как Четвертая Всемирная конференция ООН по положению женщин в Пекине (1995 год). Принято считать, что эта конференция стала поворотным моментом в истории российских женских организаций. Фонд Форда и другие спонсоры дали гранты на поездку, на то, чтобы активистки смогли посетить Пекинский форум НПО, профинансировали серию подготовительных мастер-классов и семинаров, а также исследования и написание отчетов. В месяцы, предшествовавшие конференции, российские активистки были поглощены этой деятельностью.

В конце 1990-х годов в международные кампании хорошо вписался узкий круг активисток. Основное направление их деятельности было ориентировано на международные феминистские сети и необходимость соблюдать международные нормы, например, Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (CEDAW) в российских условиях [Sperling 2000: 220–256]. Этим активисткам удалось донести идеи гендера, равноправия, устойчивого развития до политиков. В словарь российских активисток вошла новая терминология.

Несмотря на то что поддержка фондов сплотила движение, она же усилила раскол между его составными частями. В конце 1990-х в России насчитывалось 100–200 женских НПО [Richter 1999 : 6]. Группы занимались самыми разными вопросами: от борьбы за женские права до женских профессиональных сообществ. И все же большинство групп не были связаны друг с другом или со спонсорскими организациями. Контакты с фондами были монополией небольшой элитарной группы. Поэтому движение одновременно и росло, и сужалось, а напряженность и противоречия третьего сектора сохранялись в более крупном масштабе. С подачи фондов независимое женское движение топталось вокруг ряда московских центров финансирования – Московского центра гендерных исследований, Информационного центра Независимого женского форума, где работала Мария, и Женского консорциума США – ННГ. Последние работали как координационные и информационные центры; их цель заключалась в содействии общению и обмену информацией, а также в поощрении нетворкинга в Российской Федерации. Для этого они поддерживали региональные организации, распространяя литературу и денежные средства по грантам и составляя списки рассылок по электронной почте. Они полностью зависели от финансирования, выделяемого фондами, хотя и получали минимальную поддержку от российских государственных структур. Накладные расходы, которые они несли, были высокими из-за ужасно дорогой аренды в Москве и содержания постоянного штата сотрудников.

Будучи изначально элитарным явлением, сосредоточенным в основном в университетах, в 1990-х годах «движение» еще дальше отошло от реалий жизни большинства российских женщин. Джеймс Рихтер пишет, что работа фондов привела к тому, что женское движение стало иерархичным и бюрократизированным, в нем процветали круговая порука, недоверие и скрытность. Оно становилось все дальше и дальше от обычных россиян. «Во всяком случае, помощь Запада увеличила дистанцию между российским третьим сектором и остальным обществом, создав кадры профессиональных активистов, работающих в своих собственных сетях, говорящих на своем языке и преследующих свои собственные цели» [Richter 1999: 35]. Это вызывало сильное беспокойство в рядах активисток российского женского движения, и об этом пишут некоторые исследователи [Hemment 2000; Henderson 2003; Kay 2000; Richter 1999; Sperling 2000]. Активистки с многолетним стажем Регентова и Абубикирова дают язвительную оценку этих изменений, которые они наблюдали изнутри (1995 год):