Расширение прав и возможностей женщин в России

Кроме того, я пришла к выводу, что эта альтернативная, более широкая концепция кризисного центра повлияла на их деятельность (как и на идею кризисного центра, которую поддержала моя подруга Тамара). Хотя международная помощь имела мощное влияние на новые виды деятельности в неправительственной сфере, определяющей была не она. Вольно или невольно активисты изменили формулу международной модели. Когда я разговаривала с ними и ездила в разные центры, я видела, что российские активистки смогли эффективно использовать международные ресурсы так, чтобы те подошли для задач местного уровня. В период с 1995 по 1997 год, перед исследовательским проектом в Твери, я побывала в кризисных центрах в Санкт-Петербурге и нескольких других городах. Благодаря этим визитам у меня сложилось свое мнение о кампании против насилия, впечатления отличались от увиденного в Москве. Несмотря на то что официально они принимали модель кризисного центра (часто они называли ее «международным стандартом»), многие из этих центров имели гораздо более широкие программы, отвечающие локальным потребностям. Как сказал мне за чашкой кофе директор одного кризисного центра в провинции: «Мы ходим на московские семинары, мастер-классы и конференции, но наши планы все еще составляются в зависимости от местных проблем». Поскольку эти центры впервые поднимали вопрос о насилии в отношении женщин, то звонивших по этому поводу было немного. Все консультанты, с которыми я разговаривала, подтвердили, что, когда они только открылись, на горячую линию звонили самые разные люди. Звонили не только женщины, но и мужчины, и, что поразительно, много пенсионеров – в общем, тех, кто чувствовал, что оказался на обочине, чье положение было уязвимо. Мне рассказывали, что люди звонили, чтобы поговорить о разных проблемах – о безработице, невыплате зарплаты, одиночестве, алкоголизме, о гибели сыновей в армии, а также о домашнем или сексуальном насилии. Как выразился один петербургский активист: «Мы переживаем сильную неразбериху, старая система сломана, но непонятно, что в результате получается. Люди потеряны, у них большой спрос на информацию. Они не знают, о чем спросить, с кем поговорить, как назвать свои проблемы». Центры отреагировали на это по-разному; в одних разговаривали со всеми, кто позвонил, в других – исключительно с женщинами, ставшими жертвами насилия. Один центр в Сергиевом Посаде на несколько лет отказался от работы только с женщинами, потому что местные жители не понимали такой специализации.

Консультанты во всех центрах, где я побывала, сообщили мне, что женщины, которые звонили, чтобы поговорить о гендерном насилии, часто связывали его с рядом других материальных проблем, таких как безработица, обнищание и нехватка жилплощади. В ответ на это консультанты стали смотреть на женщин в более широком социальном контексте, особенно в семье. Активистки провинциальных городов, центры которых зачастую оказывали услуги только для женщин, пришли к выводу, что в слишком узкой специализации смысла нет. Они были уверены в том, что невозможно отделить проблему домашнего или сексуального насилия от других проблем, с которыми сталкиваются женщины. В целом я узнала, что консультанты уделяют первоочередное внимание материальным проблемам клиентов. В одном центре в Санкт-Петербурге группы поддержки переживших насилие были сосредоточены на практических шагах, которые женщины могли бы предпринять. Иногда это приводило к тому, что члены женской группы начинали вместе заниматься бизнесом.

В апреле 1998 года я приехала в Псков. Я хотела посетить кризисный центр, с основательницей которого познакомилась на семинаре в Москве. Я узнала, что история этой группа совсем не похожа на историю «Женского света». Эти женщины были солидарны и имели общую цель благодаря семейным связям, а не феминизму или университетским знакомствам. Кризисный центр был проектом Независимого социального женского центра, женской группы, основанной и управляемой Викторией В. и двумя ее дочерями (одна по образованию была социальным работником). Центр опирался на связи и культурный капитал Виктории, бывшего члена Коммунистической партии, которая работала в административных структурах советской эпохи до своего избрания в городскую думу в 1994 году. Виктория стала участником российского женского движения в середине 90-х после поездки в США. Там, во время месячной обучающей программы по управлению НПО, финансируемой USAID, она познакомилась с некоторыми активистками российского женского движения, которые убедили ее принять в нем участие. Это был поворотный момент. Вдохновленная тем, что она узнала о гражданском обществе и потенциале неправительственных групп, Виктория оставила предвыборную борьбу и основала собственную женскую общественную организацию.