После этого мы смотрели танцы, изобретенные цивилизацией, современные — бесстыдные и скверные: стайки женщин, как стада газелей, тела их прикрыты лишь пленкой под цвет тела, напоминающей пленку яичного белка, так что они кажутся голыми издалека, хотя и одеты слегка. Они показывают в танце все свои прелести — то наклоняются, то изгибаются, то кружатся на концах пальцев, то ногу поднимают к голове, касаясь носком лба или родинки на щеке. Зрители же в зале наслаждаются, восторгаются и рукоплещут, требуя повторения. И танцовщицы исполняют еще один номер — самый новейший, последнее изобретение. Каждая накидывает на себя широкое белое покрывало, и они кружатся в них, изображая облака, из которых выглядывает полная луна или выпархивает стая белых голубей, трепеща крылышками слетающихся к воде. А сверху на сцену падают лучи света из электрического фонаря, окрашивая все в разные цвета: танцовщица кажется букетом цветов или ожерельем драгоценным, быстро вращаясь и меняя цвета, она словно пена морская за кормой корабля, в лучах восходящего солнца играющая и всеми цветами радуги отливающая. В руке каждая танцовщица держит палку, и если потрясет ею в лучах электрического света, палка расцветает яркими цветами и покрывается зрелыми плодами, которые кажутся зрителям винограда прозрачными кистями. Если бы увидели такое маги фараона и Хамана{349}
, то убедились бы в могуществе палки повсюду и во все времена.Когда это представление закончилось и занавес опустился, мы вышли, удивленные и ошеломленные, и паша вновь к ученому с вопросом обратился.
Паша: Я вижу, что у вас, на Западе, танец как вид искусства особенно ценится и вы одобряете такие его виды и формы, которые не соответствуют понятиям людей о приличиях.
Ученый: Но у вас танец ценится больше и формы его еще менее приличны. Наши писатели и критики не перестают упрекать вас за это, они, например, находят непристойным ваш так называемый танец живота. Каждый посетивший египетский павильон на этой выставке и видевший, как египтянки с едва прикрытой грудью и голым животом двигают всеми частями тела, испытывал чувство стыда и неловкости от подобного зрелища и обвинял вас в нескромности и безнравственности. А тот, кто посещал увеселительные заведения в вашей стране, ничего другого там и не видел. Знакомя нас с вашими достопримечательностями, вы первым долгом предлагаете полюбоваться на таких танцовщиц, потому что сами их высоко цените и любите.
Друг: Все обстоит не так, как вы себе представляете, уважаемый. Такие танцы не в наших обычаях, в наших домах о них и понятия не имеют. Их танцуют жрицы разврата в ночных заведениях и в домах терпимости. Они не исполняются публично в обычных кафе, только лишь в кабаре, принадлежащих иностранцам, которые не брезгуют ничем ради наживы. Наша публика осуждает их, считает отвратительными. Их смотрят у нас только праздные повесы и распутники, а из женщин туда приходят лишь развратницы и продажные женщины. А как только правительство пытается, блюдя нравственность, запретить их, сразу раздаются голоса в защиту привилегий иностранцев и их полной свободы ходить туда и смотреть то, что им заблагорассудится. У вас же танцы в обычае, у вас танцуют повсюду и все, женщины и мужчины, в домах простонародья и во дворцах. Ни одно застолье и ни один праздник не обходится без танцев, они у вас главное развлечение и удовольствие. Танец у вас считается искусством, мужчин ему учат, как наукам в школе, а женщин — как вышивке и шитью.