Говорил Иса ибн Хишам: Бродя по выставке и заходя в павильоны разных стран, мы вдруг услышали звуки флейт и барабанов. Они пробудили в нас воспоминания о родине и тоску по ней, какую, верно, испытывают усталые верблюды, завидев на горизонте отсветы молний, сверкающих над родными местами, над знакомыми равнинами и горами. Они устремляют туда взгляды и вытягивают в ту сторону шеи. Так и мы пошли на эти звуки в надежде найти там лучшие памятники Египта и прекрасные черты нашей страны, радующие глаз и возвышающие душу, что смягчило бы горесть разлуки и облегчило бы нам наши муки, дало бы возможность гордиться нашими успехами и достижениями. Мы увидели, что вокруг барабанов и флейт собралась толпа людей, над которой возвышался детина — страшная образина, непомерной толщины, похожий на глыбу льда или на обломок скалы. На голове грязный, пропитанный потом, засаленный тарбуш, готовый загореться от первого солнечного луча. Детина ревел, как в пустыне верблюд или как целое стадо ослов, и обмахивался веером, который держал в руках, чтобы не задохнуться от собственного душераздирающего крика. При этом он раскачивался и изгибался, перед людьми красовался и сам собой любовался, расхаживал в толпе взад и вперед, призывая всех не проходить мимо, а посетить этот павильон и насладиться зрелищем прекрасных вещей, ни с чем не сравнимых, ценности неоценимой и древности невообразимой, подобных которым нет нигде, кроме Египта, превзошедшего все страны и поднявшегося на недосягаемые вершины, что не удивительно, ведь история его уходит в веков глубины. Он убеждал людей, что им представляется редкий случай, пожалеет тот, кто его упустит, что обходящий этот павильон стороной не увидит на выставке самого дорогого, напрасно потратит свои деньги и время, что лицезреть памятники страны молодой и древней это верх наслаждения.
Мы вошли взглянуть на памятники и проверить, правду ли он говорит. У дверей нас встретил человек прилично одетый и в чалме, видом напоминающий шейха. Он приветствовал входящих любезными словами и перебирал четки руками, как имам или хранитель святыни. Однако, вглядевшись, я признал в нем известного купца, торгующего благовониями и духами.
Он рассыпался перед нами в любезностях и провел нас в зал для развлечений, где находилась «сцена». Поднялся занавес и группа девиц развратного вида начала исполнять танец живота. Их непристойные движения и вызывающие позы заставили нас вспомнить места, которые мы посещали, сопровождая гуляку и омду. Огорченные и разочарованные, мы кинулись к выходу, от стыда лица руками закрывая, от позора убегая и египтянами признать себя не желая. Поспешили отойти подальше от «египетского павильона» с его бесстыдными зрелищами и гадкими «развлечениями» и поклялись больше сюда не заглядывать. Ученый, желая смягчить ужасное впечатление и поднять наше настроение, заговорил.
Ученый: Почему вы поторопились уйти? Разве вам неизвестно, что выставка делится на две части: одна для памятников и художественных произведений, другая — для зрелищ и развлечений? В египетском павильоне вы видели второе, и оно привело вас в негодование. Но почему бы нам не посмотреть первую часть, где представлены памятники и серьезные произведения? Быть может, там мы найдем то, что вас порадует и улучшит ваше настроение.
Паша: Не думаю, чтобы один павильон отличался от другого. Тот, кто не сумел выбрать достойных развлечений, вряд ли выберет удачные произведения. Тот, кто пал так низко, что решил представить свою страну женскими животами и выставил их всему миру на обозрение, не способен отобрать лучшие памятники и самые удачные наших мастеров творения.
Друг: Ослепила этих купцов жажда прибыли и зависть к владельцам кабаре, привлекающих этим бесстыдным зрелищем полчища глупцов. У себя в стране они не могли составить им конкуренцию и воспользовались случаем, чтобы избавиться от конкурентов за границей. Они решили, что у европейцев оно будет иметь такой же успех, как у молодых повес в Египте, а они на этом наживутся, и в стране, где их никто не знает, их репутация не пострадает. Из их числа и тот вальяжный купец. Если бы ты пригласил его посмотреть этот танец в Каире, он прикрыл бы лицо полой своего кафтана, отвернулся бы и стал взывать к Всевышнему, моля простить ему этот грех, осуждаемый верой и моралью. Но вышло все не так, как они предполагали: и прибыли они не получили, и греха своего не скрыли. Мораль посетителей этой выставки, в отличие от некоторых других, не позволяет им смотреть такие скандальные танцы, и публика на них не приходит. Устроителям досталось лишь негодование египтян за то, что они опозорили нас перед всеми нациями.