Рассказ с похмелья

— Дышите глубоко и не волнуйтесь, — попросила операторша. Евгений скосил глаза на ее лицо.

Она смотрела в окуляр, приникла к линзе экранчика вплотную, в ее лице было что-то вперемешку: алчное любопытство со страстным отвращением, как будто там, в темных извилистых пещерах его внутренностей она увидела нечто такое, чего до нее никому видеть не приходилось, — и это так и было в действительности, — и узнала о нем, Евгении, такое, чего он и сам о себе не знал. И это увиденное повергло ее в ужас.

Ну и как оно выглядит? — хотелось спросить Евгению, однако не спросил, а беспомощно промычал во вставочку, распялившую его рот. Он судорожно вздохнул и сжал зубами эту распялку.

Мурчала в углу кабинета радиоточка, Евгений вслушивался в голос диктора, чтобы отвлечься от неприятных рвотных позывов и перебить прокатывающийся из желудка по пищеводу спазм. Придать свежий импульс реформам, просербская ориентация французского генерала из миротворческих сил в бывшей Югославии, упал очередной самолет с количеством жертв, бывший президент США… Рональд Рейган, больной неизлечимым недугом — старческим атеросклерозом, — чувствует себя превосходно, о чем и сообщил всем средствам массовой информации, ведутся интенсивные поиски исчезнувшего вертолета магаданского авиаотряда с золотом и старателями на борту, две тысячи суицидных попыток среди детей в девяносто третьем году, музыкальная пауза. Что-то дребезжаще-жестяное, вроде гоп со смыком, только на английском языке.

Евгений скосил глаза вниз и прочел название подстеленной газеты: «Передай другому», а на первой полосе была опубликована отрезанная чеченская голова.

Операторша еще немного пошуровала шлангом внутри Евгения, вызывая очередной рвотный спазм со слезами и кашлем… Евгений замычал и уже готов был вырвать из себя это… как она сама выпростала орудие пытки и немедленно села писать к столу, временами с любопытством поглядывая на Евгения. Еще две минуты ему пришлось откашливаться над раковиной и сплевывать скопившуюся желчь. А когда сел за стол рядом с операторшей и задал ей немой вопрос: ну, как? — она ответила, не поднимая головы:

— Жить будете.

Он мысленно продолжил: но не долго…

Наконец, рассмотрел ее как следует: и постанов ее головы, на удивительно гибкой шее, с потоком прямых русых волос, перехваченных по лбу пестрой шерстяной ленточкой, и ее округлое лицо, и все ждал взгляда ее светло-бирюзовых глаз с темной опушкой ресниц. Ему даже захотелось непреодолимо протянуть руку и ладонью ощутить теплоту и нежность ее кожи. В ее лице теперь не было ни того любопытства, ни того ужаса, что был раньше: она заговорила с ним спокойно и посоветовала посетить хирурга. Ходить с такими минами внутри, по ее мнению, не стоило.

Евгений ушел из кабинета эндоскопии с чувствами неприязни и симпатии одновременно: неприязнь, конечно, не оттого, что аппарат стоил большие, по его мнению, деньги, а оттого, что она, операторша, разглядывала у него внутри что-то такое — может быть, душу, — а говорила о какой-то кровоточащей язве и каком-то задубелом полипе, предвестнике рака, и симпатия оттого, что сама такая была — со светлыми бирюзовыми глазами и с цветной ленточкой в волосах.

Хирург, к которому шел Евгений, в это время рвался из кабинета мимо Евгения наружу: умер один из соавторов медицинской книжки — его даже долечить не успели, — и теперь хирурга вызывали в прокуратуру для дачи показаний. Однако вернулся, мрачно прочел заключение операторши и стал категоричен: немедленно в больницу. Молодежь склонна переоценивать свое самочувствие, а мы, дескать, насмотрелись на тех, кто спохватился, да было поздно.

Что из всего этого должно было следовать, Евгений не понял и помнил только то, что ему надлежало лечь в больницу, куда, конечно, не хотелось ложиться, да и ни к чему было… Может быть, только то обстоятельство, что в больнице у него появится возможность сосредоточиться и подумать о действительности, о недостатке чего горевал Жека-сантехник — и о чем думать никак не хотелось, — могло его как-то привлечь.

Время перевалило между тем за полдень. Наверх Евгений поднимался тяжело, с одышкой, внутри сердечной сумки трепетал и стремительно прокатывался по стенкам тугой теннисный шарик. Евгений остановился перекурить, отодвинулся к краю тротуара, чтобы не стоять на кровавых разводах на асфальте и чтобы не мешать идущим мимо. Вниз пробежал парень в куртке с поднятым верхом — бежал странно, враскачку, плечом вперед и вжавши голову в плечи.

Внезапно на бегу он остановился, сделал стремительный разворот, в два прыжка поравнялся с Евгением и схватил его за грудки стальной рукой; приблизив лицо вплотную к Евгению, он пробормотал с просительной интонацией:

— Слышь, мужик… Посмотри на меня, мужик, чего ты не смотришь? Хочешь, в торец дам?..