Рассказчица

– Если вы не хотите, мы можем записать ваши показания на видео.

Минка смотрит на меня:

– Кто там будет?

– Я, историк из моего отдела, оператор, адвокат обвиняемого и Сейдж, если вы захотите.

Старушка кивает:

– Это я могу. Но если мне нужно будет увидеться с ним… Не думаю… – Голос ее стихает.

Я уважительно киваю. И порывисто целую Минку в щеку на прощание:

– Вы чудо, Минка!

В машине Сейдж набрасывается на меня:

– Ну? И что дальше? Ты получил, что хотел, да?

– Даже больше, чем нужно. Твоя бабушка – просто золотая жила. Одно дело – опознать преступника, и она в конце концов указала на шутцхафтлагерфюрера, но, кроме того, рассказала нам о его эсэсовском прошлом такое, чего никто, кроме моего отдела, никогда не узнал бы.

Сейдж качает головой:

– Я не понимаю.

– Это кажется нелепым, но в концлагерях существовали представления о допустимых и недопустимых способах убийства заключенных. Офицеры, не выполнявшие установленных правил, получали дисциплинарные взыскания. Одно дело – пристрелить заключенного, у которого нет сил подняться на ноги, но убить безо всякой причины – это значило лишить Рейх работника, а нацисты нуждались в рабочей силе. Конечно, никого на самом деле не волновала участь заключенных, так что нарушавшего порядки офицера в лучшем случае могли шлепнуть по руке, однако в личных делах эсэсовцев то и дело встречаются упоминания о разбирательствах нарушений дисциплины. – Я смотрю на Сейдж. – В досье на Райнера Хартманна есть параграф, где говорится, что он представал перед особой комиссией за неправомочное убийство заключенной.

– Дарьи? – спрашивает Сейдж.

Я киваю:

– Имея показания твоей бабушки, нам легко доказать, что человек, которого она опознала, и тот, который признался тебе, что его настоящее имя Райнер Хартманн, – одно и то же лицо.

– Почему ты не сказал мне, что в досье есть эти сведения?

– Потому что у тебя нет допуска к секретной информации, – говорю я. – И еще я не мог рисковать, ты могла повлиять на показания своей бабушки.

Сейдж оседает в кресле:

– Значит, он говорил мне правду. Джозеф. Райнер. Как бы его ни звали.

– Похоже на то.

Я вижу шквал эмоций на лице Сейдж – она пытается примирить в своем сознании Джозефа Вебера с его прошлым. Теперь, когда подтверждение получено, сделать это не стало проще. А Сейдж к тому же приходится бороться с чувством, что она предает человека, которого считала другом.

– Ты поступила правильно, придя ко мне. То, что он попросил тебя сделать, – это не правосудие. И точка.

Сейдж не поднимает глаз:

– Вы его сразу арестуете?

– Нет. Сперва я съезжу домой.

Взгляд Сейдж взлетает вверх.

– Сейчас?

Я киваю:

– Мне многое нужно сделать, прежде чем мы двинемся дальше.

Ехать совсем не хочется. Я бы лучше пригласил Сейдж на обед. Мне нравится смотреть, как она наспех печет что-нибудь. Мне нравится смотреть на нее, точка.

– Значит, ты поедешь в аэропорт? – спрашивает Сейдж.

Она как будто тоже немного разочарована известием, что я уезжаю?

Нет, я просто вижу то, что хочу увидеть. У нее есть парень. Женатый, конечно, но главное – Сейдж сейчас никого себе не ищет.

– Да, – отвечаю я. – Позвоню своей секретарше. Вероятно, найдется какой-нибудь вечерний рейс в Вашингтон. – А про себя думаю: «Попроси меня остаться».

Сейдж встречается со мной взглядом:

– Ну… если тебе нужно ехать, может, заведешь машину?

Лицо мое вспыхивает от смущения. Эта нагруженная смыслами пауза, оказывается, вовсе не была полна невысказанных слов, ее вызвал не запущенный двигатель.

Вдруг раздается звонок телефона. Сейдж ерзает на сиденье, вынимая его из кармана шортов.

– Да… Это Сейдж Зингер. – Глаза ее расширяются. – Он в порядке? Что случилось? Я… Да, я понимаю. Спасибо. – Закончив разговор, она смотрит на зажатый в руке мобильник так, будто это граната, и говорит: – Джозефа увезли в больницу. Звонили оттуда.

Из нашего укрытия за дровяным сараем на участке Баруха Бейлера мы видели все: Казимир в цепях на поспешно сколоченном помосте; Дамиан с дикой яростью орет на него, брызгая слюной в лицо мальчика. Опьяненный властью, Дамиан обращается к жителям деревни, сбившимся в кучу под сияющим голубизной небом. Капитан стражников поймал не одного преступника, а двух. Теперь-то деревенские жители точно в безопасности? И могут вернуться к нормальной жизни?

Одна ли я понимала, что это невозможно?

Нет. Алекс тоже это знал. Вот почему он пытался загладить вину брата.