Рассказчица

– Это не значит, что я не был проклят. Посмотри на меня. Я уже должен был умереть несколько раз. Я сидел под замком почти семьдесят лет. И почти семьдесят лет искал ключ от него. Может быть, он есть у тебя.

Лео сказал бы, что Джозеф преследовал меня и мою семью.

Лео сказал бы, что и сейчас Джозеф расценивает евреев лишь как средство достижения цели, считает их не личностями, а пешками.

Но если кто-то ищет прощения, не означает ли это автоматически, что он не может быть монстром? Само отчаяние разве не делает его снова человеком?

Интересно, что думала о Джозефе Вебере моя мать?

Я беру старика за руку. Эта рука сжимала пистолет, из которого была застрелена бабушкина лучшая подруга и бог знает сколько еще других людей.

– Я сделаю это, – клятвенно обещаю я, хотя в тот момент не уверена, лгу я ради Лео или говорю правду для самой себя?

Мы едем к дому Джозефа, но Лео не пойдет со мной внутрь.

– Без ордера на обыск? Ни за что в жизни!

Я считаю, что этот случай – другое дело, ведь мне нужно только забрать собаку, а не искать улики. Запасной ключ Джозеф хранит внутри сидящей на крыльце каменной лягушки, в потайном отделении со скользящей дверцей. Когда я открываю дверь, Ева с неистовым лаем бросается мне навстречу.

– Все хорошо, – говорю я маленькой таксе. – Он поправится.

По крайней мере, до вечера доживет.

И кто возьмет к себе собаку, если его экстрадируют?

На кухне беспорядок. Тарелка скинута со стола и разбита, следов еды нет (работа Евы, полагаю), стул опрокинут. На столе – заменитель соли, который, вероятно, добавлял в еду Джозеф.

Я поднимаю стул, собираю осколки тарелки и подметаю пол. Выбрасываю заменитель соли в мусорное ведро, мою оставленную в раковине посуду и вытираю столешницы. Потом роюсь в кладовой Джозефа в поисках корма для Евы. Там стоят пакеты с кашей быстрого приготовления, рис, горчица, макароны. По крайней мере три коробки чипсов из кукурузной муки. Это выглядит… так обыкновенно, хотя я сама не знаю, чего ждала. Чем, по-моему, должен питаться бывший нацист?

Отправившись на поиски собачьего ящика или матраса, я оказываюсь на пороге спальни Джозефа. Постель аккуратно застлана белым одеялом, белье с узором из крошечных фиалок. В комнате по-прежнему стоят два комода, на одном – шкатулка с драгоценностями и женская щетка для волос. На прикроватной тумбочке – будильник, телефон и собачья игрушка. С другой стороны кровати на тумбочке лежит роман Элис Хоффман с закладкой между страницами, а рядом с ним – банка крема для рук с запахом розы.

У меня щемит сердце. Джозеф так и не смог избавиться от вещей покойной супруги. Но этот человек, который обожал жену, безумно любит свою собаку и питается чем ни попадя, убивал других людей, не моргнув глазом.

Я беру с тумбочки собачью игрушку и вместе с Евой, которая продолжает виться у моих ног, иду к машине, где нас ждет Лео. Собака сидит у меня на коленях и жует нитки, торчащие из обрезанных штанин шортов, пока мы едем ко мне домой.

– Он сказал, что знал мою мать, – говорю я Лео.

Тот косится на меня:

– Что?

Я передаю ему слова Джозефа.

– Как бы он поступил, если бы знал, что моя бабушка жива?

Лео некоторое время молчит.

– А ты уверена, что он этого не знает?

– О чем ты?

– Вдруг он играет с тобой. Он и раньше обманывал тебя. Черт, да он лгал всему миру больше полувека! Может, узнал, кто такая Минка, и прощупывает почву, чтобы выведать через тебя, помнит ли она его и то, что он творил в лагере.

– Ты действительно думаешь, что после стольких лет он будет пытаться очистить свое имя от обвинений в краже?

– Нет, – отвечает Лео, – но после стольких лет он все еще может желать, чтобы те, кто способен опознать в нем нациста, держали рот на замке.

– По-моему, это далековато от реальности, тебе не кажется?

– Как и окончательное решение еврейского вопроса, но тогда дело зашло довольно далеко, – замечает Лео.

– Вероятно, я бы тебе поверила, если бы Джозеф не просил меня убить его.

– Потому что он знает: ты не способна на это. Вот и преследует тебя. Он может заморочить голову тебе, но не твоей бабушке, – говорит Лео. – Она была там. А с новым Джозефом Вебером не встречалась. Она знакома с животным, со зверем. В конце концов, если он не доберется до нее через тебя, то может пойти на убийство или с твоей помощью попытается убедить ее, что изменился и заслуживает прощения. В любом случае он выиграет.

Я таращусь на Лео, немного уязвленная тем, что он мог так обо мне подумать.

– Ты и правда веришь, что я пошла бы на это?

Лео сворачивает к моему дому, но на подъездной дорожке стоит машина. Из нее выходит Адам с букетом лилий.

– Люди нуждаются в прощении по разным причинам, – бесстрастно произносит Лео. – И я думаю, ты лучше других понимаешь это. И по-моему, Джозеф Вебер прекрасно тебя просчитал.

Лео кладет руки на руль и глядит прямо перед собой. Ева у меня на коленях начинает лаять на незнакомца, который поднимает руку с букетом и неловко машет ею.

– Я буду на связи, – говорит Лео и впервые за два дня не смотрит мне в глаза. – Береги себя, – добавляет он.

Я понимаю, что это предостережение относится не к Джозефу.