Я выхожу на улицу вместе со всей съемочной группой, и нам говорят, что никто помогать не будет, у посольства нет денег, чтобы обеспечить нам полицейский патруль, и вообще – им не до нас. Будем снимать документально. То есть так, как есть, камера будет стоять в машине. «Ира, вы – за руль». Я умела водить, у меня были международные права, но у меня в то время был «Москвич-426» с ручным переключением скоростей. Автомат-машину я еще не испробовала. Тем более, мне дали машину какого-то сотрудника посольства, новую, шикарную, западную, и надо было выехать на центральную улицу. На другой машине – оператор с камерой. Никакой тут тебе милиции-полиции, которая перекрывает движение и создает условия, нет, нужно просто влиться в общий поток.
Я села. Должна сказать, рискованное занятие, поскольку улицы чужие, страна чужая, машина чужая. Да еще при этом вести диалог, играть состояние, в котором находилась моя Мария. И вместе с этим отдавать себе отчет, где я и как.
В общем, это было довольно сложно. Но я это сделала. Я справилась с этим, и в этот же день нужно было уехать в другой город, на море, где мы снимали несколько сцен и один мой проход, который остался у меня в памяти. При пересмотре фильма я всегда ждала именно этого прохода. Потому что он был незабываем по ощущению. Наверное, уже по ощущению Марии, которая любила и которая была счастлива от любви, она шла после свидания со своим мужем и понимала, что все у них будет хорошо, что он вернется и что он любит ее.
Она должна пройти по улочке, которая с горы ступеньками спускается. Среди маленьких магазинчиков этого города чилийского. Одета была в пончо сине-зеленое, я его купила в первый же день, это пончо, – так оно мне понравилось. Синяя кофта, черные волосы, желтые глаза, брюки, какая-то сумка-размахайка полосатая, латиноамериканская, чилийская настоящая.
И вот я иду и в душе обязательно звучит музыка. Идет моя Мария, влюбленная, счастливая, красивая, и, наверное, в этот момент шла моя Ирина, то бишь я, тоже влюбленная на этот момент, тоже в принципе красивая, и тоже в тот миг счастливая.
Эта сцена была снята. И мы должны были возвращаться в Сантьяго. Мы ехали на больших машинах, то ли «форды», то ли «шевроле», вообще в Латинской Америке очень большие машины, особенно после «Москвича», и с той минуты мне очень хотелось, чтобы у меня была большая машина, потом судьба такой шанс мне дала – у меня была машина американская. Сзади нас ехал микроавтобус со всей съемочной группой, мы мчались по огромному шоссе в несколько рядов, справа и слева желтая и выжженная – не пустыня – а, наверное, саванна, что ли, по которой летели черные кони. Я никогда этого не забуду – солнце и эти черные кони летят, может быть, они были темно-коричневые, но под этим солнцем казались абсолютно черными. Целый табун.
Мы проезжали мимо горы, которая рассечена для этого шоссе, и она была рыжая-рыжая, камни рыжие с какими-то полосками. Больше нигде в мире я такой природы не видела. Это было так красиво, так незабываемо, что в этот миг мне вдруг очень захотелось проехать с севера Америки, через всю нее, потом перебраться через океан вниз, и так же – через всю Латинскую Америку, и чтобы самой за рулем. Об этом я стала мечтать. Конечно, это не осуществилось. Но я счастлива, что сейчас смогли проехать так через всю Америку хотя бы двое – Познер и Ваня Ургант, и показать нам ее. Я смотрела с завистью и в то же время с невероятной гордостью, потому что когда я об этом мечтала, то прекрасно понимала, что это никогда не осуществится, – в те годы это было невозможно. Теперь я уже не смогу этого сделать, но очень рада, что смог кто-то другой.
А в Сантьяго нас встретил наш посольский товарищ и говорит: «Немедленно в Москву, собирайте вещи». И я вдруг вижу – у нашего отеля идут толпы людей, и женщины почему-то в бигудях, вообще, надо сказать, в Латинской Америке женщины любят ходить в бигудях, каких-то шапочках или косынках, не стесняясь этого. И я переняла у них эту привычку – теперь так же езжу на съемки. Так намного удобнее, чтобы не сидеть часами с феном, не вытягивать и не высушивать волосы, я все это делаю заранее дома, потом накручиваю бигуди, чтобы волосы держали нужную форму, надеваю косынку, уже в гриме, приезжаю, только снимаю, тряхану, и все – прическа есть. Так вот бегут эти женщины в бигудях с кастрюлями, сковородками, с железными ложками. Что-то скандируют и бьют по этим кастрюлям. После этого у нас в газетах писали: «Кастрюльные демонстрации в Латинской Америке». У них такой стиль, такая манера. Они кричали-кричали-кричали.