Расскажу…

Мы стали быстро, нервничая, с невероятной скоростью, собирать вещи, чтобы успеть. Прыгнули в машину, нас привезли в аэропорт. Тут уже стоял самолет. Все наши советские туристы, дипломаты – все с котомками, с сумками – невероятное количество вещей. Я понимала, что бегут. Это ощущение побега из страны было жутким. Сразу вспомнился фильм «Бег», где убегала наша интеллигенция, и вообще наши русские, от революции, на корабль. Вы помните эту сцену, эту картину? Это было очень давно. А тут вдруг в реальности. И я сама со всей нашей группой и с огромным количеством русских, советских людей запихиваюсь в этот самолет гигантский, который наконец взмывает вверх, и мы летим.

Посадка была на Кубе, куда позже я прилетела одна уже на премьеру этого фильма. На Кубе мы были буквально час. Ужасный климат! Вышли, и я чувствую – мне плохо с сердцем. Дышать нечем, мокро. Не хватает кислорода. Такое ощущение, что у тебя перекрыло все горло. Влажный, совершенно другой воздух. Я подошла в аэропорту к нашему «Аэрофлоту», говорю: «Мне плохо». Померили давление – 80 на 40. Мне вкололи какой-то жуткий кордиамин. «Это нормально, выпейте кофе. Нет, от кофе у вас будет сердцебиение. Давайте лучше кордиамин. Здесь надо адаптироваться».

Я ждала, сидя в медчасти, где был кондиционер, когда же пройдет этот час. И подгоняла эту жизнь и этот час, чтобы снова прыгнуть в самолет и скорее полететь в Москву, туда, где нормальный, человеческий климат. У меня потом часто так в жизни бывало: когда плохо в другом городе, в другой стране, я считаю минуты до того момента, когда смогу наконец сесть в самолет и лететь в наше Шереметьево. Такая тяга к дому, такая тяга и любовь к моему городу – Москве.

Когда час прошел, я одной из первых вошла в самолет.

Буквально через три-четыре дня, уже в Москве, мы узнали о перевороте в Чили. Пошли танки. Был убит Альенде. И началась у них совершенно другая жизнь с Пиночетом.

Мы видели документальные фильмы – ужас, пытки, расстрелы ни в чем неповинных людей. Все демонстрации и крики превратились в беду человеческую. И красивейшая страна стала на очень многие годы страшным трагическим регионом.

Когда мы летели в Чили на съемки, это была дружественная спокойная страна, с режимом социалистической направленности. Там был Альенде, были прекрасные места для съемок. И вдруг разом все изменилось, и сюжет нашего фильма, где революционеры бились за свободу, отдавали за нее свои жизни, мечтали о любви и лучшем будущем, весь этот сюжет вдруг стал реальностью для Чили.

Закончились съемки. И на кинофестивале мы получили первый приз. Я уже писала об этом. Потом я ездила с этим фильмом в разные страны. Во Францию, на Цейлон, в Индию, Швецию, Финляндию. И – на Кубу! Вот уж поистине фантастическая была поездка, потому что я поехала туда с великим Юрием Озеровым, который снимал в это время свое «Освобождение», бесконечное количество людей там было занято. «Мосфильм» работал на эту невероятную киноэпопею. И часть из этих серий Юрий Озеров вез тогда на Кубу на Неделю советских фильмов, а я везла фильм «Это сладкое слово Свобода». Кто-то еще был из команды его фильма, из моей – только я. А еще с нами летел Ростоцкий-старший, тоже с каким-то своим прекрасным фильмом.

Пока летели, я рассказывала, какой на Кубе жуткий климат. Я, конечно, психологически сразу настраивалась, что мне нужно, как хочешь, пробыть там все 10 дней. «Ира, терпи, это надо». Там были люди вдвое старше меня, с больным сердцем. Ничего? Ничего. Так и вытерпела.

Я помню шикарный отель. Очень красивые вышколенные официанты, ухоженные, черные с бриолином волосы у всего обслуживающего персонала. Очень доброжелательные. Очень улыбчивые. Но почему-то абсолютно мокрое белье, простыни. Невозможно было высушить. Они их стирали, просто гладили и приносили. Влажность была чудовищная. Ни кондиционер, ничто не спасало. Принимаешь душ, вытираешься влажным полотенцем, и остаешься влажной с ног до головы. Волосы не просыхали. Это было мучительно.

Естественно, первый вопрос у нашего представителя посольства – что вы хотите тут посмотреть? «Конечно, дом Хемингуэя. Конечно, кафе Хемингуэя, где он стул вверх тормашками к потолку приделал».

А надо сказать, что я безумно люблю Хемингуэя – он мой самый любимый автор, тогда я как раз прочла «По ком звонит колокол». Он не был еще напечатан, мне давали текст, отпечатанный на машинке, в какой-то жуткой обложке.

Помню, в ВТО замечательный был вечер, приезжал БДТ, один из лучших театров страны, на мой взгляд, на спектакли которого я ездила специально в Ленинград. И вдруг я вижу на сцене Юрского и Шарко, которые играют Хемингуэя, – «Белые слоны». О! Это было нечто! Как они играли! Сказка! Они сделали инсценировку по этому рассказу, и я, совершенно тогда молодая актриса, сидела на кончике стула, потому что все тело мое было устремлено туда, на сцену, я просто училась. Как они все это проживали, весь этот второй план, который всегда у Хемингуэя существует: говорят одно – думают другое. Это было очень интересно и понравилось мне безумно.