Расскажу…

Я открываю и достаю: «Вот». На что Папанов, глядя своими голубыми глазами, воскликнул: «Так это же кальсоны, у меня во время войны были именно такие! Где-то на антресолях лежат. Зачем ты потратила деньги? Я тебе могу такие же отдать бесплатно». Я с небес чуть-чуть спустилась ниже, а когда Джигарханян увидел этот пояс, который безумно модный в то время был, эту веревку-канат, он сказал: «Ну, это удавка, чтобы если что – на люстру, и как раз размер на шею. Ты с этим прицелом костюмчик приобрела?»

В общем, они меня обсмеивали, как только могли. Настроение упало в ноль. Но главное издевательство было впереди, когда на следующий день меня спросили: «Ир, а ты-то что покупаешь?» – я все-таки рассказала про мифическое золото и про потрясающую цепь, которую я должна обязательно получить через три дня, отдав за нее авансом все деньги. Вся наша команда уже смотрела на меня даже не со смехом, а с ужасом. «Ира, и ты надеешься, что через три дня ты получишь цепь вот по этой бумажке?» Я сказала: «Да». Хотя начала сомневаться. Они дальше уже не стали комментировать и затихли как-то.

И что вы думаете, дорогой мой читатель, прошло три дня, бегу я к этой лавочке, вхожу – того мужчины нет. У меня на лица память потрясающая. Был пожилой человек, я это помню прекрасно. Стоит молодой мальчик. Я на ломаном английском, поскольку французский никто там не понимал, говорю: «Я очень бы хотела, мне обещали, и у меня здесь бумага – “пайпер-пайпер”», – показываю. Мальчишка мне спокойно по-английски говорит: «Все нормально. Это мой папа». Куда-то ушел и, о боже, выносит мне огромную цепь какого-то серо-грязного цвета.

Видимо, увидев ужас в моих глазах, этот парнишка говорит: «Ничего-ничего. Это золото, 24 карата». Все мне показал, все написал. Потом взял какую-то тряпку, с какой-то жидкостью, и так стал тереть-тереть-тереть, и вдруг на моих глазах это засверкало каким-то матово-благородным блеском. Я эту штуку надеваю, и она у меня висит почти до колен. Невероятная красота!

Я счастливая бегу по улице, и у меня такое впечатление, что на меня смотрят все, хотя их ничем не удивишь – у них золото через каждый дом. И вот я с этой невероятной цепью вхожу в отель, где стоит наш народ, и дальше каждый считал своим долгом потрогать, подержать, на зуб попробовать. Мы все были безумно рады, а я-то как рада, по очень многим причинам. Да, это очень красивая цепь, да, я ее заработала своим собственным трудом, да, я сделала так, как мне хотелось, но самое главное – мне не дали повода усомниться в человеческой порядочности и честности. Замечательный турецкий народ!

И вот когда я через несколько месяцев перед вылетом в Мексику складывала вещи, то положила эту цепь, как самое дорогое, что у меня было, и выложила во весь чемодан тот самый невероятный костюм хлопковый. Он оказался там именно тем, чем нужно, несмотря на все подколы Папанова и Джигарханяна.

В Мехико нас встречал представитель Совэкспортфильма. Очаровательный молодой человек, интеллигентный, современный, который безумно радовался тому, что мы приехали.

Министром культуры и кинематографии там была некая мадам Партильо, сестра президента Мексики, господина Партильо, она нас должна была принять на следующее утро. Первый вечер мы провели у нашего представителя, который жил там с семьей, а наутро мы должны были ехать к ней. Я надела красивую, из шелка, одежду, взяла подарки, и нас повезли.

Стоит такой достаточно обычный дом, пяти– или шестиэтажный. Нормальный современный цивильный дом без помпы, это у них министерство культуры, кинематографии и образования. Нас поднимают на лифте на самый последний этаж. И там мы попадает в совершенно другой мир. Сейчас это уже не новость и для нас, но тогда… Почти весь этаж без стен – это огромный кабинет, в котором в одном углу камин, какие-то кресла-диваны с супердорогой и красивой, на мой взгляд, очень женственный, в цветочек обивкой, подушки невероятные. Потрясающая живопись на стенах. Есть что-то в старинном стиле, есть авангард.

Она сама – невероятной красоты женщина, невысокого роста, типично мексиканское лицо с красивыми чертами, с огромными глазами, полными губами, с волосами, зачесанными назад. Я тут же отметила ожерелье из огромных белых жемчужин, пожалуй, я больше таких не видела. Очень красивое шелковое, достаточно скромное, элегантное платье.

Она говорила и на английском языке, и на французском, и на испанском – образованнейшая женщина. Ведет нас к огромному столу, на нем масса фотографий – ее мужа, брата, какие-то безделушки. И тут я достаю свою свистульку и потрясающую, расшитую в русском стиле белоснежную салфетку. Вы бы видели ее лицо – как будто это лучший подарок за всю ее жизнь. Она свистела в эту свистульку, перекладывала салфетку с одного стола на другой. Радовалась, как ребенок.

Потом села и сказала: «Так, Ирина, Борис Иванович, какие у вас планы?» Он говорит: «У нас сегодня вечером в Мехико, в большом кинотеатре с присутствием посла, премьера фильма “Это сладкое слово Свобода”, потом прием, а завтра в принципе ничего, свободный день».