Расскажу…

Почти сразу появилась такая модная стильная девушка. Худая, как палка, прекрасный макияж, майка с огромным вырезом и тело все в конопушечках, косыночка, широкий пояс, юбка в цветочек, замечательные военные рыжие в тон цветочков сапоги, и сумка через плечо огромная рыжая. Такая типичная журналистка. «Ирина, завтра у вас будет важный день, вечером премьера, но мы с утра хотим сделать вашу фотосессию. Мы вас снимем сначала, как вы есть, а потом оденем во все от Пьера Кардена, повезем на Эйфелеву башню, поснимаем для наших журналов. Сделаем статью, какая вы приехали и какая вы у нас парижанка. Согласны?» Я говорю: «Конечно, да кор». Расстались с ней до утра.

Я спускаюсь вниз, бродить одной страшно, но вижу – стоит Адомайтис. Я говорю: «Регис, можно я с тобой? Ты гулять?» – «Да-да, но только знаешь, я потом уйду, у меня тут друзья». Я чувствую, что он так как-то неохотно говорит, но тем не менее я прицепилась к нему. Мы пешком прошли одну улицу, вторую. Вышли к Елисейским Полям. Он мне говорит: «Ирин, я больше не могу, я побежал, меня ждут». И вот я стою в предвечернее время, огни еще не зажглись, за Триумфальной аркой, и передо мной открывается эта фантастическая улица, которую я видела в фильмах, на фотографиях, которую я мечтала увидеть воочию, но не очень даже в это верила.

Спустилась в подземный переход, вышла на Шан зе Лизе и зашла в первое кафе со стеклянной витриной. Села за столик, так чтобы смотреть прямо на Триумфальную арку. Денег у меня было очень мало – нас должны были кормить, и суточные поэтому смешные, и я заказала пиццу, стакан кока-колы и десерт крем-каремель. Все. И стала смотреть. И мечтать, и фантазировать. Мимо меня шли люди. Кто-то торопился. Кто-то останавливался, заглядывался.

Темнело. Зажглись огни. Я сидела, и мне было так хорошо! Потому что впереди у меня премьера, потому что я приехала не просто туристом, а кинозвездой от большой страны и завтра у меня будет пресс-конференция, премьера, фотосессия с вещами от Кардена. Кстати, перед тем как ехать, я, конечно, прибежала к Славочке Зайцеву и сказала, что лечу в Париж и мне нужны туалеты. Слава тут же мне достал несколько изумительных вещей, сказочных, прежде всего белое платье, расшитое – все из вологодских кружев, уникальное и прекрасное. Оно мне очень шло. Еще был наряд из красного и синего ситца в цветочек. Брюки широченные и верх, причем живот голый. А сверху надевается пальто-размахайка из ситца и тоненькой бязи. И у меня было до этого уже сшитое из куска вишневого бархата маленькое платье.

И вот смотрю я на Триумфальную арку и мечтаю о том, что, может быть, в этом Париже будет у меня что-нибудь невероятное, может, меня пригласят сниматься во французском фильме, может, еще что. Короче, как Наполеон, я мечтала покорить Париж и вообще весь мир. Эта ерунда в моей башке бродила с юности и со студенчества. Мне всегда хотелось быть актрисой международного класса! К сожалению, не вышло.

Прежде всего, я всегда очень скептически и скромно отношусь к себе. Может быть, действительно я недостойна того, чтобы меня весь мир узнал. Хотя весь мир меня видел, когда я ездила со своими премьерами, и у меня есть масса газетных вырезок с рецензиями из Лондона и того же Парижа, из Бельгии, из Японии, из всех стран, куда мы приезжали на гастроли с театром или на премьеры фильмов. И, пожалуй, не было рецензий, где бы я не получала определенную оценку, как правило, высокую. Я могу за это благодарить моих педагогов, мой театр, мою школу и гордиться тем, что у меня была возможность показать свое искусство в разных странах.

Сейчас другое время. Сейчас наши актеры могут ездить и сниматься где хотят. Тогда это было невозможно. Но я об этом мечтала и мечтала о том, чтобы когда-нибудь это время настало. И очень рада, что дожила до него. К сожалению, мой поезд ушел, и я уже не могу принимать в этом участие, но зато это могут делать другие, это может делать замечательный актер Машков, это может делать мой любимец Женечка Миронов, который ездит по всему миру и играет по всем странам своего Гамлета или какие-то другие спектакли, и прославляет не только свое искусство, но и искусство нашей русской школы, тем более, что он окончил школу-студию МХАТ, как и я.

Из кафе я ушла, когда стемнело, – нужно было идти в номер, потому что должен был приехать Соловьев. Иду и, конечно, передо мной витрины! Ну, вы не можете себе представить, что это такое, когда советская молодая женщина приезжает в Париж и стоит перед витринами на Елисейских Полях, где все хочется, и все красиво, и все потрясающее.

С одной стороны подходит и со мной заговаривает человек, как мне показалось, старый пень. Потом с другой стороны – кто-то помоложе, кто-то получше, кто-то похуже. Короче, начинают мужики, что называется, «клеиться». Я думаю: «Что это такое? Отстаньте все от меня!» И так довольно резко, благо, я знаю язык, отвечаю: «Оставьте, и все, оставьте меня в покое! Силь ву пле!»