Расскажу…

У меня всегда была с собой масса открыток от Бюро пропаганды, которые, естественно, продавались всюду, в каждом киоске, стоили 5 или 15 копеек. До сих пор зрители приносят мне как раритет фотографии моих первых, 70–80-х годов, я, когда их вижу, всегда пишу: «Спасибо вам за память и за уважение». Мне это всегда очень дорого, потому что сколько лет люди хранят эти фотографии и свою молодость практически, потому что я – их молодость.

На следующий день с утра встав, душ приняв, потом позавтракав в столовой, в той гостинице на каждом этаже была замечательная столовая, где тут же тебе жарили замечательную яичницу, были вкуснейшие булочки, которые пеклись с утра, кофе варилось в турке, и чай был общей заварки, это не то, что сегодня пакетики. Давали или свежий творог, который только что привезли, действительно свежий творог, как сейчас помню, его привозили в здоровенных алюминиевых бидонах. Открывали и оттуда ложкой вытаскивали свежайший творог и такую же свежайшую сметану.

В то время, боже мой, мы из Белоруссии везли сыр, которого не было в Москве. Самый лучший сыр был в Белоруссии. Меня мама всегда просила: «Обязательно привези сыр, швейцарский, обязательно!» Это наш советский сыр «Швейцарский» с такими дырками и потрясающе вкусный. В Минске вообще кисло-молочные продукты были сказочные. Мы все это с театром с гастролей вечно оттуда волокли. Но уж творог, сметана и сыр – были самые лучшие.

После завтрака дают огромную «Волгу». Надо сказать, что Жора Мовсесян был всегда галантный мужчина, он мне уступал переднее место, я всегда садилась с шофером, он сзади и рядом с ним организаторша. Подъезжаем – уже какой-то районный центр, уже встречают, уже хлеб-соль, уже цветы, уже стоят какие-то женщины, парадно-нарядно одетые, с бантами, оборочками, тогда вошел в моду кримплен, это вообще что-то было невероятное, как правило, прически-«халы» на голове.

Короче, отрабатываю я так три концерта. И вечером нас везут куда-то – от одного места до другого километров 50 или 80, или 100, страна огромная, и мы с концертами то в одну сторону, то в другую сторону. Я только помню, едем-едем, дороги неидеальные в то время были, честно вам скажу, кроме центральных, тряска, и я чувствую, мне как-то становится плохо. Подъезжаем мы уже к четвертому и что-то как-то мне нехорошо, в голове все плывет, сил нет никаких, дурно, я свой пульс щупаю, а я научилась по нему определять давление, оно у меня всегда было очень низкое. И понимаю – дело плохо. Я выпиваю кордиамин, он повышает давление. Вроде как-то ничего. Потом крепкий чай. Приезжаю на четвертый концерт. Смотрю, за мной так подглядывает Жора: «Ты чего?» – «Да что-то мне нехорошо». – «Ну ты, давай, держись, давай ты поменьше выступай, я побольше». – «Ну, давай, Жор».

Я работаю минут так 40, чувствую, что у меня как-то перед глазами все плывет. Выпрыгивает Жора, такой весь прямо озорной, молодой. А я думаю, Господи, как бы мне только закончить.

На следующий день, перед пятым, когда мы ехали от одного районного пункта в другой, по дороге я справа увидела красный крест и стрелку – «медпункт». Я говорю: «Мне плохо». И наша замечательная «Волга» поворачивает и по бездорожью куда-то в этот медпункт. Как сейчас помню, вхожу, комнатка такая, знаете, ночь, свет горит, сидят врач и медсестра, вот ведь старые советские времена – районный медпункт, белый потолок, голубой яркой масляной краской покрашены стенки, тут же кипятится шприц, раньше кипятили в таких железных штучках, тут же мерилка давления старого образца стоит железная, меряют мне давление. 80 на 40! «Надо укол». Я говорю: «У нас впереди концерт, и что-то я еще съела не то». Короче, меня тошнит, выворачивает наизнанку. Приносят ведро, марганцовку, прочищают мне все.

Вкололи мне кордиамин, дали боржоми, и как-то я очухалась. «Едем, работаем, все нормально». Благодарна я им безмерно. Я не помню, что это за районный центр, но, вы знаете, так просто, так легко, так сердечно, просто незабываемо.

Подъезжаем мы к этому замечательному ДК. «Значит, так, – говорит мне Жорка. – Вот когда видишь – лежит, надо думать, можешь ты все это проглотить или нет. Пять-пять, какой, к черту, пять! Давай я один буду работать». И что вы думаете, вот ведь друг, а? Вот что такое настоящий партнер и коллега, по большому счету, нормальный работяга, который знает, что такое труд, работа. Поверьте, на третий день проехать столько километров и порадовать! Потому что все-таки во всех этих районных центрах нас ждали, были переполнены залы, и люди были нам благодарны, они были рады, что из Москвы приехали в то время знаменитая киноактриса и знаменитый композитор. Они, как могли, нас сердечно принимали. Но то, что тяжело пять в день, это действительно тяжело. Это можно только смолоду и с желанием все покорить, забраться на любую вершину и все смочь.