Расскажу…

И представляете, я сижу за кулисами еле живая, Жорка работает, настроение жуткое, давление нулевое, крепкий чай выпила. Мое сердце стучит, болит. Думаю: «Ну нет, ну надо, ну что же он один, они же меня ждут». Потом на какой-то песне я выхожу, он меня в кулисах видит: «Ну что? Отошла?» – «Нормально». – «А вот у нас тут выходит…» и дальше он объявляет, музыку какую-то играют бравурную, овации. И я выхожу, начинаю работать, рассказывать, читать какой-то фрагмент.

Короче, отработали мы этот пятый концерт, едем в Москву, я сплю. Естественно, мне взяли купейное или СВ-шное место, меняемся с женщинами, там всегда так было: входишь, и сразу же, если входишь, а там мужчины, то, естественно, меняешься и идешь к женщинам, женщины туда, мужчины сюда, в общем, с какой-то теткой я еду-еду-еду.

Просыпаюсь рано-рано, серый рассвет, поезд стоит где-то в поле. И, судя по всему, не собирается трогаться, все бегают, я слышу стук дверей в вагоне, железных таких, которые открываются боком. Слышим: бабах-бабах, все открывают, выходят сонные, я тоже сонная, все вылезают: «Что там такое?» Из другого купе Жора: «Что такое?» – «Да что-то сломалось, какая-то авария». Короче, то ли дерево, то ли столб упал на провода, поезд встал. А у меня утром репетиция.

И что дальше делать? Я смотрю в окошко: масса людей выходит и с сумками-котомками – вперед по какой-то тропинке идут. «Там где-то станция, там можно взять такси и до Москвы доехать». Жорка говорит: «Ну а что тут сидеть? Пока приедут, пока починят – это часа четыре-пять. А уже почти Москва». Я: «Да, но у меня чемоданы». – «Да ничего, донесу, ладно, давай собираться!» И вот вы можете себе дальше представить: этот огромный красный чемодан неподъемный, с пленкой внутри, с барахлом, из которого мне и половина не понадобилась, еще сумка и коробки со шляпой и косметикой, еще у него сумка, и Жорка, бедный, – известный композитор, груженный всем этим, говорит: «О! Я придумал! Я надену костюм концертный, чтобы не везти его, а все остальное сложу в сеточку». Жора переодевается и надевает свой белый парадный костюм, с бабочкой. Берет сумки, одну через плечо, берет мой красный чемодан, я только успеваю хихикать и говорю: «Жор! У тебя бабочка в цвет моего чемодана».

Спрыгиваем из вагона и тащимся на станцию. Выходим на площадь, там уже весь наш поезд в ожидании автобуса и такси. Но все-таки в такие моменты начинаешь понимать: хорошо быть знаменитой, потому что, наверное, то ли у меня уже вид был такой, что страшно смотреть, – сине-зеленого цвета. То ли у Жоры вид был слишком импозантный: в белом костюме с бабочкой, с утра, на какой-то подмосковной станции, где ходили какие-то тетки, какие-то непонятные собаки, бедные, брошенные, бегали по улице; где-то пьянь какая-то валялась, и вообще не пойми чего. Зрелище было несусветное.

Подходит машина, садятся двое и говорят нам: «А вам куда?» Я называю свой адрес, Жора свой, это центр, я – Тверская, он – Садовое кольцо. «Мы вас подвезем». Мы садимся с Жорой и начинаем просто хохотать: он сидит красный, протащив пару километров как минимум все эти неподъемные сумки, я – сине-зеленая, которая бегала вокруг Жоры: «Тебе тяжело? Что же делать?» – «Ладно, молчи, только молчи».

Короче, это была та еще поездка. Эти деньги были золотые. Конечно, когда я позже ездила, я такое количество концертов уже не брала.

Потом я ездила с разными другими людьми, а потом наступила совершенно другая пора, когда я уже стала работать сольно, а чуть позже я стала ездить с Андреем Никольским, поскольку мы сделали с ним общую красивейшую программу из его песен. И мне очень хотелось, чтобы я работала отделение, и он. Потому что для него это было начало. Он замечательно выступал, и люди для себя открывали его. А вначале, когда я только говорила, что я поеду с композитором, все спрашивали: «Это Константин Никольский?» Я говорила: «Нет, это Андрей Никольский». – «Мы его еще не знаем». – «Ничего, узнаете!»

Приезжаем на сольный концерт Ирины Мирошниченко, а в нем еще принимает участие поэт и композитор Андрей Никольский. И для меня это было безумно дорого, потому что мне очень нравилось то, что он делал, и я была счастлива от того, что мы работаем вместе. У нас было очень красивое сольное выступление, и это был интереснейший период жизни. Массу городов, массу стран и массу концертных площадок мы объездили с ним. Мы потом брали с собой звукорежиссеров, музыкантов, у нас концерт уже обрастал командой людей. Более того, с нами ездил совершенно замечательный друг Андрея – аранжировщик Ленечка Лепницкий, он ездил со своей «бандурой», как я называла синтезатор, который он устанавливал, и мы работали вживую.