Родители его жили в деревне. Встретили они Вовика с помпой. Накупили всякого: и компьютер новый, и мотоцикл, и машину — и говорят, бери, для тебя ничего не жалко! А Вовик и говорит в ответ: а Машку не жалко? Побледнели родители, когда поняли, о чем он. Отец схватился за топор, мать за швабру.
— Я не хочу жертв! — сказал Вовик.
Напряг он мозжечок, топор сломал, шварбу сломал — а родителей и засунул в печную трубу. Пусть повисят там, повозятся, прежде чем выбраться. А сам схватил Машку в охапку — она счастливо пискнула — и поехал обратно в город.
Жил Вовик хорошо, обильно. Родила Машка ему трех сыновей. Все здоровые, крепкие, богатыри целые! Мозжечок, правда, напрягать не могут — ну это им и не нужно. Отец‑то их защитит!
В общем, жил Вовик хорошо.
Но вот настала еще одна осень.
Вовик, теперь Вован Евгеньевич, сидел в парке и наблюдал за листопадом.
Он вдохнул поглубже, зажмурился от удовольствия и подумал:
«Боже, красиво‑то как!»
Вован Евгеньевич встал со скамейки и двинулся в глубь парка — туда, где песнь листопада звучала громче.
Он увидел белку, что грызла орех. «Опрометчиво», — решил Вован Евгеньевич и вдруг ощутил дежа вю.
Тут возле уха его просвистел камень — просвистел и угодил прямиком в белку.
— Боже! — вырвалось у Вована Евгеньевича.
Оказалось, кидала камень старуха — горбатая, скрюченная, с маленьким злым лицом. С криком «Мое! Мое!» она проглотила белку и облизнулась.
— Боже, — повторил Вован Евгеньевич. Сердце его пронзала боль.
— Боже, так нельзя, — сказал он чуть слышно. — Так нельзя… Я не хочу!
Красота захватила его, перевернула, протащила по камням — и Вован Евгеньевич изменился.
И напрягать мозжечок больше не мог.
Утешала его Машка:
— Все наладится, Вов!
Но Вован Евгеньевич утонул в собственном горе. Он плакал, чувствуя себя ничтожным и никому не нужным.
— У тебя есть я! И дети! — напомнила ему Машка.
Вован Евгеньевич подумал–подумал и сказал:
— И то правда.
Обнял он жену (сестру), и стали они молча сидеть на кровати. Пальцы сплели, Машка голову положила на плечо мужу (брату), глаза закрыла, улыбнулась.
А Вован Евгеньевич подумал:
«Боже, хочу курить».
Рок в предчувствии Мазуира
Рок сидел в баре. Перед ним лежала тарелка, доверху наполненная густой коричневой массой, и Рок старался найти в ней съедобные куски. Подразумевалось, что это рагу из ящерицы, но в этом Рок не был уверен. С равным успехом это могла быть и ящерица, богоугодное животное, и кошка — отродье дьявола. Говорят, кошки очень вкусные.
Рок выудил из тарелки глаз, слишком крупный для ящерицы, и задумчиво его съел. Неплохо.
Хлопнули двери бара, и в зал вошел человек в неброской дорожной одежде. Рок повернул к нему голову. Стоптанные сапоги, старые брюки из мешковины, клетчатая рубаха, на плечах — серый плащ. Ничем не примечательное лицо обрамлено бородой. Заняв столик в дальнем углу, парень заказал себе пива.
Рок вернулся к своему рагу и стал аккуратно вылавливать оттуда кусочки мяса. Служанка принесла грязный стакан, в которой шипела и пенилась кола. Рок отпил немного и снова погрузил ложку в коричневую жижу.
На столик легла чья‑то тень, и Рок обернулся. Рядом стоял давешний незнакомец. В руках у него была кружка с пивом.
— Чего тебе? — осведомился Рок.
— Привет. Ты, случаем, не знаешь человека по имени Рокуэлл Мир? — дружелюбно улыбаясь, спросил парень.
— Не знаю, — отрезал Рок.
И спросил:
— Тебе он зачем?
— Дельце хочу предложить. Можно, я сяду? — и, не дожидаясь разрешения, незнакомец уселся рядом с Роком и водрузил на стол свою кружку. — Меня, кстати, Гомер зовут.
Рок кивнул, отхлебывая колу. Гомер принюхался и тут же поморщился.
— Кола? — удивился он. — Не думал, что знаменитый охотник пьет не пиво, а шипучку.
— Пиво дрянь.
— Зря ты так, — протянул Гомер. — Пиво полезно для здоровья. В нем все витамины. От радиации первое средство. Ну, мне так монахи сказали.
— Тебя обманули.
— Может быть. Но пиво мне все равно нравится.
Рок пожал плечами.
— Ладно, хватит уже, — сказал он. — Перейдем к делу.
Гомер отодвинул кружку в сторону.
— Ты неплохо разбираешься в местной географии, верно? — произнес он. — Видел, наверное, всякие интересные штуковины. Боевых роботов там, излучатели или еще какие‑нибудь древние механизмы. Или, допустим — допустим — ретрансляторы. Те самые, которым молятся Мазуир и его фанатики.
— Может быть.
— Отведи нас с ребятами к этим клятым ретрансляторам. Служба нетрудная, и платим неплохо.
— Сколько?
Гомер улыбнулся и хотел уже что‑то произнести, когда в бар ввалились трое солдат. Каждый из них носил повязку со знаком Благодетеля Мазуира — красное поле, перечеркнутое молнией. Командир, которого можно было узнать по плексигласовому шлему, держал наполовину пустую бутыль мутного стекла.
— Бармен, мать твою! Пива! Темного! Ник–кой… блять, никакой мочи типа твоего светлого, только темное! Быстра–а! — рявкнул командир, и солдаты поддержали его пьяным хохотом.