Рассказы

Говорят, Люксус честно выполняет желания, вот только — на свой собственный лад, как говорится. У Люксуса ведь нет души, и он может быть сколь угодно жестоким. Саймон представил себе — Джон Кальвинас, такой великий, высокомерный, эльф, гражданин верхнего города — и валяется в собственной крови, и молит о прощении, и целует туфельки Сюзанны, а рядом Саймон, благородный мститель — улыбается…

Он сам не заметил, как заснул.

В этом году Джон Кальвинас баллотировался в Высокий парламент.

Вот фотография в газете, «Дж. Кальвинас с семьей». Вот сам он (интеллигентный, в очках), на руках его младенец, а рядом — жена (узкобедрая эльфийка), и вокруг дети: девочка–подросток, разнополые близняшки лет десяти и хмурый мальчик лет трех–четырех. Кальвинас счастлив, он улыбается в камеру.

«И ведь действительно счастлив», — сказал Люксус.

— Недолго ему осталось, — отозвался Саймон; и отложил газету в сторону.

Прошло уже три дня, и он как‑то притерпелся к Люксусу. Подумаешь, спина болит, голова, шея. Зато — уважение окружающих. Осознание собственной храбрости.

Мать пришла на следующее утро, попросила вернуться. Саймон и вернулся — поломавшись немного для приличия.

В гости к ним приехал дедушка, ветеран одной из никому не нужных войн. Осмотрел Саймона, потрогал осторожно Люксуса. Крякнул: «Вот ведь бывает!» — и похвалил внука. Но, прибавил дедушка, не стоит ограничиваться одним только Кальвинасом. Нужно покарать всех эльфов, всю ту шваль, что заправляет верхним городом. Саймон сказал: хорошо, деда.

— Дедушка — дурак, — сказала достопочтенная Элизабет. — Кровожадный придурок. Для него еще не закончилась война.

Дедушка привез с собой репродукцию известной картины — «Убийство девочки–оленя» — и повесил в гостиной. Саймон долго рассматривал картину. На ней была изображена отвратительная сцена: охотники настигли девочку–оленя, изрешетили тело ее пулями. И лежит она на опушке, чуть живая, истекающая кровью — нежная и чистая девочка–олень. На заднем плане сами охотники: лица, перекошенные от злобы и вожделения, напряженные позы, блеск ножей. Сквозь листву просвечивает еще живое, не механическое солнце.

— Нравится? — спросил дедушка.

Саймон хотел сказать: «Нет», — но не стал расстраивать дедушку. Он кивнул:

— Да, деда.

— Оно не опасное? — спросил Джонатан Крук, разглядывая Люксуса.

— Нет, мистер Крук, — ответил Саймон. — Ни в коем случае.

Успокоившись, хозяин вручил Саймону емкость с чистящим средством. Мыть посуду — занятие в самый раз для подростка. Кристофер же хозяйничал на кухне: жарил гамбургеры, окунал в кипящее масло кусочки картофеля, разливал по стаканам газировку. Платили ему больше, чем Саймону.

Саймон мыл посуду, чистил полки; затем брал в руки швабру и проходился по залу. Люксус молча сидел на плечах мальчика, держал его за волосы. Это было неприятно, но Саймон терпел — до мщения осталось всего два дня. Люди, что сидели в забегаловке, фотографировали демона на телефоны. Симпатичная девочка крикнула Саймону: «Где ты подцепил эту обезьяну?» Он смутился и ничего не ответил.

Потом был обеденный перерыв, и Кристофер спросил у Саймона:

— Сай–кан, вот скажи мне, как другу. Ты этого уродца из леса притащил, чтобы людям понравиться?

— Что? — не понял Саймон. Он растирал усталую шею, стараясь не задеть при этом Люксуса.

— Ты ведь хочешь, чтобы на тебя обратили внимание? Только честно, Сай–кан. Да?

Саймон промолчал.

Кристофер подождал немного, затем вздохнул.

— Прости, прости, — сказал он. — Я просто спросил.

Саймон опустил глаза.

— Вот, значит, что ты обо мне думаешь.

— Да я же извинился.

— Ага, — сказал Саймон. — Считай, что извинения приняты.

«Ему и в самом деле жаль», — сказал Люксус, хотя никто его не спрашивал.

Вечером Саймон отправился в верхний город.

Он пересек Большую автостраду и осмотрелся. Верхний город раскрылся перед ним, подобно механической устрице: пластиковые жабры, стальная мантия, стеклянное нутро. Небо над ним было расцвечено рекламными транспарантами. Мерно гудели механизмы. Роботы развозили граждан по домам. На тротуаре сидели цыгане: мать с красноротым младенцем на руках, рядом — старуха в капоре. Пьяный эльф, что возвращался домой с работы, бросил им пару монеток.

Саймон сел на скамейку и прикинул, что же ему делать дальше. Он хотел встретиться с Кальвинасом — причем, желательно, до момента мщения. Саймон сам не знал, зачем ему это. Чтобы убедиться в вине Кальвинаса?

«Кальвинас виноват, — сказал Люксус. — Но не осознает своей вины».

— Мне это ничего не дает, — ответил Саймон.

Вскоре пришел полицейский; размахивая дубинкой, он накричал на цыган, прогнал их — а затем заинтересовался и Саймоном.

Пришлось уйти.

Ночь Саймон встретил за городом. Вот закат: механическое солнце остановилось у кромки горизонта, затем несколько раз мигнуло — и наконец, погасло. Мягкая мгла опустилась на землю. В верхнем городе зажглись разноцветные огни.

Саймон сидел на холме и рассматривал лес, что подступал к самым границам города.