Рассказы и повести

«Ну уж он-то внесет, наверное, свежую струю»,– подумал я.

И ошибся. После двух-трех фраз его потянуло в накатанную колею. Опять замелькали цифры, фамилии.

Другие выступающие были не лучше. Я уже ловил себя на мысли, что жаль зря потраченного времени и сижу тут не ради дела (в общем – важного), а для галочки. И само совещание тоже проводится, чтобы где-то отчитаться: мол, слушали, обсуждали, даны рекомендации…

Когда председательствующий встал и хотел подвести черту, в зале неожиданно поднялась чья-то рука.

В списке выступающих этого человека, очевидно, не было. Председательствующий на мгновение замешкался, но все же дал слово желающему, попросив назваться.

– Карцев,– сказал тот, подойдя к трибуне для докладчиков.– Виталий Васильевич. Юрисконсульт кондитерской фабрики…

Он был сухопарый, чуть выше среднего роста. Возраст – сразу и не определишь. От сорока пяти до пятидесяти пяти. Наверное, из-за его худощавой фигуры. Одет Карцев был в не очень модный, но тщательно отутюженный костюм. Тугой накрахмаленный воротник белой рубашки подпирал его выбритое до глянца лицо. Волосы были аккуратно разделены пробором. Но особую элегантность юрисконсульту придавал галстук-бабочка.

– Пожалуйста, мы вас слушаем… Только просьба: не забывайте о регламенте.– Председательствующий постучал по своим наручным часам.– Коротенько и по-деловому.

– Постараюсь,– кивнул Карцев. И сказал уже для всей аудитории: – Есть старая, однако всегда не стареющая истина: лучше меньше, да лучше… Уже более двух часов мы слышим сплошные цифры. Поток цифр! Но почему-то никто не встал и не сказал прямо: давайте разберемся, что стоит за всей этой арифметикой. Какова реальная польза от наших лекций?…

Начальник угрозыска ткнул меня в бок.

– Не в бровь, а в глаз,– негромко сказал он.

Напор, с которым начал Карцев, видимо, встряхнул сидящих в зале: наступила гробовая тишина.

А Карцев продолжал:

– Кто-нибудь задумывался, почему люди порой слушают нас неохотно? Более того, частенько на лекции приходится буквально загонять слушателей… И это очень скверно! Минус нам, товарищи…

– Так уж прямо и загонять,– послышался чей-то недовольный голос с места.– Это дело добровольное. Мало ли всяких разгильдяев и несознательных…

– Я считаю, что если человек не хочет слушать скучную, неинтересную лекцию, нет оснований обвинять его в несознательности,– парировал Карцев.– Нельзя заставлять насильно. Да еще отнимать обеденный перерыв или задерживать рабочего после смены…

– Это где же вы видели, чтобы лекции читались во время обеденного перерыва?! – послышалась еще более рассерженная реплика.

– У нас на предприятии,– спокойно ответил юрисконсульт.– Знаю, что подобное практикуется и в других местах. Да, да! Иногда доходит до того, что не выпускают с проходной!… В железнодорожных мастерских произошел и вовсе нелепый случай. Троих рабочих хотели лишить премии за то, что они не остались на лекцию…

– Верно, было такое! – подтвердил из зала женский голос.

– Вот здесь выступал участковый инспектор,– продолжал Карцев.– Прошу извинения, не запомнил его фамилию…

– Павлюченко,– подсказал кто-то.

– Благодарю вас,– кивнул в зал Карцев.– Товарищ Павлюченко прочитал за год двести пятьдесят лекций… Впечатляет! Но, товарищ лейтенант,– посмотрел юрисконсульт в сторону участкового инспектора,– если вы и на лекциях выступали так же, как сегодня, не отрывая глаз от текста, уж лучше бы не выступали вовсе… Извините за резкость…

– Ну дает! – наклонившись ко мне, шепнул Вдовий, явно выражая одобрение словам Карцева.

Мне тоже нравилось, что тот поднимает важные, животрепещущие вопросы. Говорит нестандартно и весьма убедительно.

Карцеву буквально внимали. С неподдельным интересом. А он все говорил и говорил. Даже председательствующий забыл о регламенте.

Когда я вернулся в прокуратуру и рассказал о юрисконсульте кондитерской фабрики своему заместителю, Юрию Александровичу Вербицкому, тот заинтересовался Карцевым и посетовал на то, что не можем пригласить в прокуратуру на работу такого толкового, грамотного работника: в настоящее время у нас не было подходящей вакансии.

– Может, поговорим с ним, скажем, что будем иметь его в виду, на будущее? – предложил Вербицкий.

– Предлагать так предлагать конкретно,– возразил я.– А выдавать туманные авансы… Нет, не солидно…

И вот теперь этот самый Виталий Васильевич Карцев пришел ко мне, городскому прокурору, на прием.

Я сразу обратил внимание на перемену, происшедшую с ним. Какая-то едва уловимая небрежность в одежде. Не так тщательно отглажены брюки, рубашка. Пыльные туфли…

Теперь ему можно было дать все шестьдесят. Кожа, обтягивающая его сухощавое лицо, имела нездоровый пергаментный оттенок. Под глазами залегли темные полукружья.

Чувствовалось по всему – человек не в своей тарелке.

Единственно, что осталось от его элегантности,– галстук-бабочка, тщательно выбритые щеки и запах дорогого мужского одеколона.

– Захар Петрович,– растерянно и жалобно произнес он,– нас обворовали!…

– Как… обворовали? – невольно вырвалось у меня.